Ковчег

Седьмые сутки дождь не умолкает...
Н. Рубцов

Седьмые сутки лило и мело,
дорогу безнадежно развезло,
а деда - после давешней попойки.
Он шваркнул дверью, стужу приволок,
как псину за короткий поводок,
и ноги дотащил едва до койки.
Дрова пережевав, чадила печь,
старик не знал, как потеплее лечь,
нашаривал руками покрывало.
Он вспомнил всех овец наперечёт,
но сон не шёл, а дождь плясал, как чёрт,
копытами за сердце задевая.
Застыло время, словно часовой,
но маятник качало, как прибой, –
и комнату, и шар земной штормило.
Уже не дед, а штурман у руля;
не овцы – пассажиры корабля,
не потолок, а палубу кренило.
Не ветер рвал рубаху, а норд-вест,
в ковчеге этом не осталось мест
ни для соседа Кольки, ни для сына.
Спи, старый Ной, Петрович-Моисей,
над тонкорунной паствою своей,
неисцелимо спи, непоправимо.
Пульс времени отстукивал в углу,
покуда Бог помешивал золу
и угли разгорались, как созвездья.
Дождь прекратил свой танец бесовской,
и ветер притаился за трубой,
и наступал день первый – день последний.