М. Майданский Борьба за существование или взаимопо

Около ста лет тому назад, в 1909 году, вступили в переписку Лев Толстой и Махатма Ганди. Эти два мыслителя исповедовали разную веру и относились к разным поколениям и культурам, но при этом твердо держались одного общего принципа – недопустимости насильственного разрешения конфликтов.

Всего за год до своей смерти Лев Толстой написал молодому Ганди, в то время боровшемуся за права индийских поселенцев в Южной Африке, следующие строки:
«Помогай бог нашим дорогим братьям и сотрудникам в Трансваале. Та же борьба мягкого против жесткого, смиренья и любви против гордости и насилия с каждым днем все более и более проявляется и у нас».

Принцип ненасилия, в котором Толстой усматривал суть и дух христианского отношения к миру, не принимал даже его собственный сын Сергей. В своем прощальном письме к нему от 1 ноября 1910 года Толстой увещевал:
 «Те усвоенные тобой взгляды дарвинизма, эволюции и борьбы за существование не
объяснят тебе смысла твоей жизни и не дадут руководства в поступках, а жизнь без объяснения ее значения и смысла и без вытекающего из него неизменного руководства есть жалкое существование. Подумай об этом».

Толстой читал дарвиновское «Происхождение видов», и ему казалось, что дарвинизм подрывает у людей принципы морали своими утверждениями, будто эволюция в природе происходит исключительно благодаря насилию – борьбе видов за
существование, или «выживанию сильнейших»


1 Письмо Л. Толстого – М. Ганди, 7 октября 1909 // Ганди М. Рево-
люция без насилия. М.: Алгоритм, 2012. С. 472.
2 Письмо Л. Толстого – C.Л. Толстому и T.Л. Сухотиной, 1 ноября
1910 // Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т. 81–82. М.: Госу-
дарственное издательство художественной литературы, 1956. С. 223.
92

 Если мы хотим добиться победы «смирения и любви» над «гордостью и насилием», о чем Толстой писал Махатме Ганди, тогда мы должны отказаться от
дарвинизма.

Такого рода обвинения в адрес Дарвина, однако, несправедливы.
 Во-первых, потому, что Чарльз Дарвин писал об эволюции биологических видов, а не о человечестве, живущем по совсем иным, небиологическим законам – по законам культуры.
 В мире растений и животных нет морали, и Дарвин был далек от того, чтобы прилагать к этому миру моральные мерки.

Природа, сколь бы «жестокой» она ни выглядела в глазах человека, никоим образом не управляется моральными ценностями.
Она никогда не дает нам критериев того, является какое-либо конкретное действие правильным или неправильным, «добром» или же «злом».

Во-вторых, «борьба за существование» Дарвина является
абстрактной метафорой.

 Это отнюдь не буквальное утверждение битвы не на жизнь, а на смерть.
 Критерий естественного отбора может пониматься по-разному. Наряду с победой в прямой борьбе, симбиоз и взаимопомощь также могут обеспечить успех.
 Для успеха эволюции взаимная зависимость живых существ и целых биологических видов столь же важна, как и их конфликты.

 В своей знаменитой работе Дарвин специально оговаривает этот существенный момент:
«Я должен предупредить, что применяю этот термин в широком и метафорическом
смысле, включая сюда зависимость одного существа от другого, а также включая (что еще важнее) не только жизнь особи, но и успех в оставлении потомства...

В этих различных смыслах,переходящих одно в другое, я ради удобства употребляю общий термин “Борьба за существование”».

Тем не менее критика Толстого не является полностью безосновательной. Хотя Дарвин использовал предельно широкое и метафорическое определение борьбы, приводимые им примеры, безусловно, чаще указывали на кровопролитную схватку за жизненные ресурсы.

Дарвин основывал свою теорию естественного отбора на идее Томаса Мальтуса, заключающейся в том, что рост населения опережает рост средств к существованию и потому приводит к битве за истощающиеся ресурсы.

При этом Дарвин считал, что мир переполнен таким множеством конкурирующих
видов, так что новый вид мог начать свое существование, только вытеснив другой вид.
Природа, по словам Дарвина, похожа на поверхность с десятью тысячами клиньев, плотно забитыми и заполняющими все свободное пространство.
 Новый вид (представленный как клин) может обеспечить себе существование в нашем мире, только вместившись в крошечную щель и вытолкнув другой клин.

Согласно этой теории, успех может быть достигнут лишь в открытом соперничестве.

Мало того, главный ученик Дарвина, Томас Генри Гексли, изложил этот «гладиаторский», по его словам, взгляд на естественный отбор в серии знаменитых эссе по этике.

Гексли утверждал, что преобладание кровавой борьбы в животном мире окрашивает природную жизнь в аморальные тона – не явно безнравственные, но безусловно неприемлемые для человека: «С точки зрения моралиста, животный мир находится
на уровне шоу гладиаторов. Твари приступают к битве, в которой до следующего дня, с его новой битвой, доживет лишь сильнейший, проворнейший и хитрейший.

Зрителю нет нужды поворачивать руку большим пальцем вниз, ибо пощады
тут не бывает».

Гексли заходит и еще дальше, утверждая, что человеческое общество по закону природы склонно к анархической войне всех против всех. Поэтому главная цель общества заключается в том, чтобы как-то смягчить эту естественную вражду.

Это, в общем и целом, та же трактовка общественной жизни,
которую предложил в XVII веке Томас Гоббс

Очевидное несоответствие естественных процессов и принципов человеческой морали со времен Дарвина вызывает к жизни постоянные споры об этике и эволюции. Гексли, со своим решением проблемы моральных принципов и законов природы, обрел множество сторонников и последователей.

   Природа отвратительна, и искать в ней основы моральных принципов
бесполезно, считали они.

На самом деле природа – разнообразна.

Естественные процессы иногда кажутся отвратительными на человеческий
взгляд, иногда же, наоборот, прекрасными и приятными (хотя,на самом деле, они не являются ни тем, ни другим, – антропоморфизация здесь попросту неуместна).

Природа не является достаточным, да и адекватным вообще, основанием ни для мо-
ральных суждений.

Существует, впрочем, еще одно решение вопроса, предложенное теми, кто желал бы, несмотря ни на что, найти основу морали в законах природы и эволюции.
Борьба за существование также ведет и к сотрудничеству, утверждают некоторые
мыслители.

Причем взаимопомощь, как правило, приводит в успеху в большей степени, чем борьба.

Подобный взгляд лучше всего обоснован в работе Петра Кропоткина «Взаимопомощь как фактор эволюции» (опубликована в 1902 году).

Русский революционер Кропоткин был анархистом, но не в стереотипном смысле этого слова. Он не был радикалом, призывающим к террору и полному разрушению старого мира, как многие анархисты того времени.

Кропоткин продвигал идею небольших общин со своими правилами и нормами, установленными для общего блага и исключающими б;льшую часть функций центральных органов власти.

Серия статей, собранных в книге «Взаимопомощь как фактор эволюции», написана им как прямой ответ на цитируемое выше эссе Гексли «Борьба за существование в человеческом обществе».

Как явствует из названия книги Кропоткина, ее основоположение заключается в том, что борьба за существование обычно ведет к взаимопомощи. Последняя и является главным критерием эволюционного успеха.

Человеческое общество должно формироваться на основе примера совместных дей-
ствий в природе – а не борьбы, как у Гексли, – что поможет сформировать моральные принципы для процветания нашего биологического вида.

В пяти следующих друг за другом главах своей книги Кропоткин приводит примеры взаимопомощи у животных, а затем сравнивает их с примерами взаимопомощи у
дикарей, варваров, в Средневековье и в наше время.

Кропоткин не отрицает, что борьба играет главную роль в жизни организмов и дает главный стимул для их эволюции.

Однако борьбу нельзя рассматривать как цельное явление, ее следует разделить на две разновидности, абсолютно противоположные по своей эволюционной сути.

Первая разновидность, абсолютизированная Мальтусом, –
это сражение за ограниченные ресурсы.

Конкуренция за персональную выгоду.

Вторая же разновидность борьбы – противостояние организма стихиям природы, а не другим организмам этого же вида. Они должны бороться за то, чтобы оставаться в
тепле, переживать внезапные и непредсказуемые опасности
пожаров, бурь, засухи, голода и эпидемий.

Противостояние живых организмов внешней природе лучше всего осуществляется
путем взаимопомощи между особями одного вида.

Таким образом, Кропоткин подразделяет общее понятие
борьбы на две противоположные по своей сути части: борьба
против конкурентов за ограниченные ресурсы, с одной сторо-
ны, и кооперация живых существ против окружающей среды –
с другой.


«Прежде всего, ни один натуралист не усомнится в том,что идея о борьбе за существование, проведенная через всю органическую природу, представляет величайшее обобщение нашего века.

 Жизнь есть борьба; и в этой борьбе выживают наиболее приспособленные. Но если поставить вопрос: “каким оружием ведется главным образом эта борьба?” и “кто в этой борьбе оказывается наиболее приспособленным?” то ответы на
эти два вопроса будут совершенно различны, смотря по тому,
какое значение будет придано двум различным сторонам этой борьбы: прямой борьбе за пищу и безопасность между отдельными особями, и той борьбе, которую Дарвин назвал “метафорическою”, т. е. борьбе, очень часто совместной, против небла-
гоприятных обстоятельств».

Дарвин признал, что оба варианта борьбы существуют, но его доверие к Мальтусу и взгляд на природу, как переполненное пространство, побудили Дарвина сделать акцент именно на борьбе.

 Ну а менее осторожные сторонники Дарвина прямо и непосредственно спроецировали данный взгляд на общество, истолковав его в моральном смысле. Они стали изображать мир животных как мир непрерывной борьбы между вечно голодными существами, жаждущими крови своих собратьев, наполнили современную литературу возгласами «горе побежденным!» и стали выдавать этот клич за последнее слово науки о жизни.

«Беспощадная» борьба из-за персональных выгод была возведена на высоту принципа, закона всего живого, которому обязан подчиняться и человек – в противном случае он погибнет в этом мире, основанном на взаимном уничтожении.

Кропоткин не отрицал важность конкурентной формы борьбы за существование, но в то же время пытался доказать,что кооперативная форма борьбы за существование недооценивается.

 Между тем последняя сплошь и рядом бывает важнее первой. Истребление существ другими существами того же вида часто встречается в природе, но в то же время мы можем так же часто наблюдать взаимопомощь и взаимозащиту.
 Принцип стайности является таким же законом природы, как и конкуренция.

Чем больше Кропоткин приводит примеров сотрудничества у муравьев, насекомых, млекопитающих и некоторых позвоночных, тем больше видна его убежденность в большей значимости кооперативный формы, ведущей к взаимопомощи:

«Если прибегнуть к косвенной проверке, и спросить природу:
“Кто же оказывается более приспособленными: те ли, кто постоянно ведет войну друг с другом, или же, напротив, те, кто
поддерживает друг друга?”, – то мы тотчас увидим, что те животные, которые приобрели привычки взаимной помощи, оказываются, без всякого сомнения, наиболее приспособленными.

У них больше шансов выжить, и единично, и как виду, они до-
стигают в своих соответствующих классах (насекомых, птиц,
млекопитающих) наивысшего развития ума и телесной организации».

Почему же Кропоткин считал, что сотрудничество преобладает над взаимной борьбой в природе?
 Здесь могут быть три ответа.
 Первый – что верующие люди склонны находить в природе предпочтительный для себя вид социального поведения.

Кропоткин, будучи анархистом, стремился заменить законы государства договоренностями местных сообществ людей.

 Потому-то он и надеялся найти идеи взаимопомощи в природе самих существ.

Второй ответ можно назвать альтруистическим.
 Ни всесокрушающая сила государства, ни учения, обосновывающие взаимную ненависть и безжалостную борьбу, не смогут заменить чувство сплоченности, глубоко заложенное в самой природе человека, равно как и других живых существ.

Третий ответ кроется в обстоятельствах жизни самого Кропоткина.
Будучи молодым человеком, задолго до принятия анархистских идей, он провел пять лет в Сибири – с 1862 по 1866 год. Кропоткин был военным офицером, но это было всего лишь удобным поводом для изучения геологии, географии и зоологии богатой природы тех краев.
Он жил в климате, прямо противоположном тропическому, в котором проводил свои
опыты Дарвин.
 Кропоткин наблюдал малонаселенный мир,охваченный частыми природными катаклизмами, которые угрожали нескольким видам, пытающимся выжить в подобных
условиях.
 Он пытался найти описанный Дарвином принцип внутривидовой борьбы, но редко с ним сталкивался; вместо этого он постоянно встречал примеры взаимопомощи в борьбе с окружающей средой, которая угрожала всем особям вида в равной степени.

В общем, Кропоткин имел самые разные причины для того, чтобы считать взаимопомощь главенствующим в природе принципом. Об этом он писал и в самом начале своей книги:
«Две отличительные черты в животной жизни Восточной Сибири и Северной Маньчжурии особенно поразили меня во время путешествий, совершенных мною в молодости в этих
частях Восточной Азии.

 Меня поразила, с одной стороны, необыкновенная суровость борьбы за существование, которую большинству животных видов приходится вести здесь против
безжалостной природы, а также вымирание громаднейшего количества их особей, случающееся периодически в силу естественных причин, – вследствие чего получается необыкновенная скудость жизни и малонаселенность на площади обшир-
ных территорий, где я производил свои исследования.

Другой особенностью было то, что даже в тех немногих отдельных пунктах, где животная жизнь являлась в изобилии, я не находил, – хотя и тщательно искал ее следов, – той ожесточенной борьбы за средства существования среди животных, принадлежащих к одному и тому же виду, которую большинство дарвинистов (хотя не всегда сам Дарвин) рассматривали, как преобладающую характерную черту борьбы за жизнь, и как главный фактор эволюции».


Если даже Кропоткин и переоценивал взаимопомощь, то большинство приверженцев теории Дарвина так же преувеличивали значимость внутривидовой борьбы. Если Кропоткин и придерживался утопичной надежды на социальную реформу, основанной на своей концепции природы, то можно сказать, что и дарвинисты так же заблуждались, оправдывая и рассматривая колонизацию, расизм и угнетение рабочих людей как формы конкурентной борьбы в рамках естественного отбора.

Борьба и взаимопомощь – два полюса всякой жизни, однако в обществе их соотношение не является некой константой.

Общество меняется исторически, эволюционирует по иным законам, нежели биологические, и соотношение форм борьбы и взаимопомощи, вражды и солидарности также меняется исторически. Вопрос лишь в том, становятся эти формы гуманнее
или наоборот – бесчеловечнее. Ответ на этот вопрос должен
быть не биологическим или «антропологическим», но конкретно-историческим.