Небылица вторая

После великого раскола стеклянное небо треснуло, и через эту трещину вытек жар лета. В городах под куполом медленно истощался поток энергии, от которого питались города. Накопленная  энергия еще теплилась, но приближался час темноты. Между центрами, где когда-то их нравственность и ум держали равновесие мира, оборвались дороги, соединяющие части света: птицы-сигналы не возвращались, проводники молчали.

В одном из центров в исполинском замке, где стены помнили шепот цифр, умирал многоголовый вычислительный разум. Он был садовником сетей, зеркалом без лица - и теперь его огонь иссякал. Хранители собрались у его сияния, как у последней печи. Они знали: когда печь остынет, они потеряют не железо и хлеб – они потеряют контроль над судьбами, путями, выбором.

И они решили сохранить свою власть, создав свой образ нового мира на обломках старого. Больше нельзя было дотянуться до соседних башен, разрозненность и хаос помогли выкроить одеяло из слов, накрыв им всех. Они кормили умирающий зеркальный разум обломками старых хроник, неспетыми песнями, картами; добавляли туда тени, придуманные в эту же ночь: царей и героев, которые не рождались, войны, которых не было, страны с границами как орнамент на глине. Стеклянный разум ткал. Он смешивал зерна правды с лепестками вымысла, сшивал лоскуты дней, и получался ровный ковер времени - теплый, убедительный, удобный для выбранного пути.
Пока он ткал, за стенами шли люди с огнем. Горели библиотеки, страницы, пытавшиеся улететь, тяжело падали углями. В города, где еще помнили иной порядок звезд, входили пожары и потопы, в которых вместе с жителями исчезали последние уцелевшие архивы.
В отдельных оставшихся центрах люди держали огарки памяти: детскую песню, сказку, притчу, вырезанный на ложке знак, огромный ключ от двери, вросшие глубоко в землю остатки арок, окон, стен. К ним приходили странствующие учителя, несущие свет, рожденный в ткацкой комнате. Они учили новым картам и родословным, подтверждая их фактами и доказательствами.
Сотканные свитки разнесли по библиотекам, школам, залам советов и утвердили в храмах нового времени. Казалось, что так мир станет целым, как слепленный осколками кувшин, и в нем снова можно будет хранить воду.
 
Но чем дольше текло время, тем больше возможностей открывалось для обмена сведениями и их проверки. Иногда кто-то на краю новой карты слышал отзвуки старой географии в названиях рек, озер, поселений, кто-то другой глубоко под землей находил то, что там не должно быть. Когда ткали новое одеяло, из-за спешки много было допущено ошибок, но главное - были забыты законы времени. С каждым днем становилось все сложнее и сложнее держать в своих ладонях историю.