Жестокий город

В жестоком городе среди жестоких площадей
В жестокий камень затоптали сотни душ людей.
Я под суровым взором статуй в эту ночь пройду,
Надеясь отыскать того, кого я не найду.

Холодным светом небоскрёбов вновь горит гламур,
Огни рекламы зазывают дураков и дур.
Хоть я люблю жестокий город, но я был бы рад,
Если его бы утащил в свой лес Шаб-Ниггурат.

В жестоком городе, где осыпаются дворцы,
Живут фантомы, приближая судеб их концы.
Спешат, снуют и над рублём трясутся, как школяр -
Всё, как лет пятьдесят назад писал Жан Бодрийяр.

Холодным светом небоскрёбов вновь горит гламур,
Огни рекламы зазывают дураков и дур.
Жестокий город ненавижу я давно, и вот,
Всё жду, что каменный гнойник распорет Азатот.

В жестоком городе, где сталь напоминает ртуть,
Всегда, везде, во всём тебя стремятся обмануть.
Здесь жизнь не стоит ни гроша, но вот сомнений нет,
Что все слепцы сюда продолжат рваться сотни лет.

Холодным светом небоскрёбов вновь горит гламур,
Огни рекламы зазывают дураков и дур.
И снится мне, как Йог-Сотот его сжирает, но,
Признаться честно, мне уже на это всё равно.

Перевод стихотворения на французский язык:

En cite cruelle

En cite cruelle, aux places de douleur,
Les ames furent ecrasees sous la pierre en fureur.
Sous l’oeil muet des marbres, je chemine en la nuit.
Quant a l'ombre d’un etre qui jamais ne me luit.

D’un froid eclat, les hautes tours versent leur lueur.
Les feux trompeurs des signes seduisent les reveurs.
J’aimai la cite cruelle, mais joyeux serais-je tant ?
Si Shub-Niggurath l’emportait aux bois mouvants.

En cite cruelle, ou les palais s’ecroulent bas,
Errent des spectres sans nombre, hatant leurs derniers pas.
Ils tremblent dans la piece, ainsi que l’ecolier.
Comme l’ecrivit jadis Baudrillard oublie.

D’un froid eclat, les hautes tours versent leur lueur.
Les feux trompeurs des signes seduisent les reveurs.
Je maudis la cite cruelle, et j’attends encore.
Qu’Azathoth eclat;t son chancre de mort.

En cite cruelle, ou l’acier coule en vif-argent,
Partout le leurre est roi, partout le faux s’etend.
La vie n’y pese rien, pas meme un denier nu.
Pourtant, cent aveugles y reviendront, decus.

D’un froid eclat, les hautes tours versent leur lueur.
Les feux trompeurs des signes seduisent les reveurs.
Et je reve que Yog-Sothoth la devorat — mais
La v;rite soit dite, plus rien ne m’importe jamais.