21. -22. главы из поэмы Камень-память

21
Такое часто с ним бывает,
бросает в трубку: “Позвоню!”
и тут же с ходу забывает,
тем самым подложив свинью,
он в том же духе продолжает…
…и слов не держит никогда,
на ветер сгоряча бросает
в свои нестарые года.

С утра я написал типичный
руководителя портрет.
Вести себя так неприлично.
– У вас ко мне вопросов нет? –
спросил я у него однажды,
последовал пустой ответ:
– Об этом в Мире знает каждый,
на том стоит придворный свет.
22.
Такому надо же случиться,
мы побыстрее проскочить
хотели по прямой… Лучится
вода, в ней облака как нить.
И врюхались, не зная броду –
ни взад машина, ни вперёд…
…и никого нет на дороге,
кругом поля дугою хорд.

Как ни старался сын машине
помочь – она ни с места… грязь
летела и свистели шины.
Такая вот беда стряслась
и связи нет по телефону –
не покрывает интернет,
и вроде дождь не по сезону…
дождю, видать, запретов нет.

А брызги грязные стреляют,
заляпывают кузов и стекло
и двигатель ревёт, петляет
под нами колея… Светло,
а солнце спряталось за тучи –
кучёвка плотная ползёт.
Дорожно-невесёлый случай…
…не думали, что повезёт.

Вадим Валерьевич Барлетов
на “Ниве” весело помог.
Закончилось, выходит, лето.
Мы миновали водный лог,
в объезд приехали на берег,
опалубку убрали мы.
Часы по солнышку там сверив
и посадив вокруг дубы.

Мы даже имя не спросили,
спеша поехали в обход,
глядим, навстречу едет “Нива”…
…не думали, что повезёт,
я подарил Вадиму книгу,
с автографом вручил ему,
и, стороной объехав ригу,
рукою помахав селу.

Поехали довольные на берег,
покинув из грязищи плен.
Вы можете, друзья, проверить,
покинув обаянье стен
на полевой дороге после
дождя, прошедшего вчера.
Команда прозвучит: “Сушите весла!”
Она как истина стара.

Фундамент “Камня” взор ласкает
своею чёткой гранью нас,
прохожих взгляды привлекает.
Боровиково – мой Парнас,
там песня осени звучала
и грустью радовала всех.
Деревня браво мне кричала,
всеобщим в ней был наш успех.

В зобу дыханье спёрло… Задом
сапёрная лопата в грязь,
воткнутая с дорогой рядом
стояла гордо, извинясь,
что нас назад вернула к луже,
где буксовали целый час.
Бывало иногда и хуже.
Водитель добрый с нивы спас.

Лопата потрудилась славно,
а управлял ей Николай.
И вывод напросился главный:
гордись людьми, Алтайский край!
Помогут в трудную минуту,
на выручку в беде придут
за просто так. Не обессудьте,
народ великодушный тут.

Аккорды сотрясали сферу,
от них дрожал небесный свод.
Артисты пели под фанеру,
да просто – открывали рот.
Обычно нам давали слово…
…на этот раз пошло не так.
С прохладцей нас Боровиково
встречало. В общем-то никак.

А власть имущий не явился.
Однако, сильно захворал?
А может, всё же закрутился?
Назрел ли у него аврал?
Судьба сложилась благосклонно –
я прочитал свои стихи
и песня пролилась по склону
душевному, сняла грехи.

Поэзия не терпит крика,
набат в ней тишиной звучит,
краснеет словно бы брусника
и ручейком она журчит.
Не требуют стихи награды,
коль из Души они идут
поборники тепла и правды,
не зря ж на музыку кладут.

Красноречивое молчанье
тревожит Души, а не крик,
что вызывает одичанье,
где деградацию на пик
кромешной славы водружают,
героев в крике мастерят,
естественное осуждают
и в хвост, и в гриву матерят.

Чаи Поэту предлагают.
Имеет киллер гонорар.
А кто ж от этого страдает?
Убийца – обитатель нар.
Дрожит заказчик на свободе.
А чаще и не знают, кто
заказчик… водят хороводы
менты, политики в мнто.

Обычный путь бывает сложным,
когда лежит в основе ложь,
когда гоним желаньем ложным
и здесь ты слышишь: “Не тревожь!”
Не надо только повторяться,
не в размышленьях сбой.
И не пришлось чтоб притворяться,
всегда умейте быть собой.

Не два и не один, как было.
Четыре первоклассника в селе.
И сознавать селянам мило.
Боровиковских на Земле
становится всё больше, больше.
И, значит, что село живёт.
И чувствует оно всё тоньше,
и веселится, и поёт.

Запела осень, загуляла,
посыпала она крупой.
А лето, видимо, устало,
ушло, наверно, на покой.
Осины с ходу покраснели,
сверкает золото берёз,
лишь сосны в зелени да ели.
Пока что холод не мороз.

Вещает нам, зима-то близко,
теснит осеннее тепло
и тучи бродят низко, низко,
накрыло лужи все стекло.
Прощальный крик летит над нами,
но с обещаньем прилететь,
весну поторопить крылами
и снова радостно запеть.

Всё в Этом Мире быстротечно.
Ты оглянуться не успел –
зима уж на пороге, вечно
нежданною пришла. Схотел
понежиться в пурге с метелью.
Морозами трещит зима,
украсив снежной канителью,
купает в серебре меня.

Кататься хочется на лыжах,
мешает что-то всё же мне.
И я сижу, собой пристыжен,
на стуле, словно на коне.
Жаль, нет стремян, удил, поводий,
а то бы удивил я вас
и, несмотря бы на погоду,
по полю бы понёс Пегас

на самый синий пик Парнаса
с весною вместе и с ручьём
и непременно не по трассе
с журчащим явственно стихом.
Но с переходом в летний знойный
с жарой, грозою и дождём
до неприличия запойным
в работе по кругам идём.

Не Ада, а кругами счастья.
Звучит в мажоре вновь мотив
и ноты в Душу мне стучатся –
напоминает боль, что жив,
что есть ещё надежда, воля,
призвание – быть начеку,
всем “до” предпочитая “после”
на быстро-вянущем веку.

У “Камня памяти” на горке
стою и мыслю о былом
и открывается, как шторки,
былое светится, лучом
высвечивая все детали
исчезновенья деревень.
Любуюсь детскими мечтами
и меряю шагами тень.

А тень всё убегает… Ветер
относит вдаль мои слова
и вырисовывает ретро.
Идёт вновь кругом голова
от чудного пейзажа детства,
где всё по-прежнему живёт,
не перестаёт легко там петься,
когда опять иду на взлёт.