Незваный гость

­­­­­­­­­­­­­­­­­Сколь не верил в себя – но выжил,
пусть в кармане и ни гроша.
Так бывает, что Бог услышав, как рабу даст последний шанс.
Потому ли, что путь не близок, и морозит, что ломит кость. Но по зимним кривым карнизам, шёл непрошеный к дому гость. Сквозь метели, пургу и даже, когда солнце за грань-чертой. Человек нёс домой поклажу, свой пожизненный счёт-итог.
Всё, что кануло в шалом детстве – не "скулило" уже лет сто. Лишь вцепилась клыками в сердце быль на литерах тонких строк.

...
Сколько раз проверял, а может, станет к лучшему – на авось? Если снег обжигает кожу, значит, зиму впустил насквозь. Значит, зиму прожив острее, чем в привычные холода, странный гость к дому шёл быстрее... по просёлкам и городам. Вот дойти б – снизойдёт с капелью первый звонкий весенний бриз. За заметно просевшей дверью – вновь послышится детский визг!
«Батя-батя вернулся, свет мой! Видишь, вышло, как хорошо!», – человек, обернувшись пледом, – неустанно в позёмку шёл, до последнего приговора, как привычного калача. Приложил бы усилий ворох – чтоб успелось в столь нужный час. А успеется – перетрётся – сего времени колесо. «Вот, вернётся, едва вернётся...», – человек, прошептав сквозь сон, видит дом и родные сени, жизнь весною кипит в сенях. Он во что-то, так слишком верит. После сел у сосны, обмяк.

...
Сколько раз заживлялись раны, когда били остры ножи. Повторял, что, мол, к небу рано – невозможно хотелось жить! А когда опустились руки – рядом скрипнул чужой обоз: «И почто же такие муки?», – человека извозчик вёз. Подъезжали – цела калитка: только тишь, темнота и хлад. Сёк извозчик кобылу прытко, но кобыла не шла никак.
 – Погляди, замело все тропы – не живут здесь с живой душой! Человек огляделся в оба: «Не за этим, видать, я шёл». Приглядеться б – в окне блеснуло, что-то юрко, но свет угас. Говорят, мол, в снегов - продувах – каждый верит, во что горазд. А над крышей стелился сумрак, в очертанье своём былом. Не желалось, нет, гостю думать, в одиночку приветить стол.

Где ж семья, чтоб сжилось, как жили?.. (Дети, тёща с женой, чёрт с ней). Вспоминал ли мужик в час зимний, когда въелся колючий снег в шею, минуло лет так десять, как-то вышел за майский двор? С оных пор, в доме словно леший поселился, не сводит взор. Так – стоять у калитки рядом – жаль, не клеится разговор. Огляделся уставшим взглядом: уцелел снегом шитый двор. Лишь душИ в той глуши – как тени. Призадумайся, человек! До конца февраля – неделя, и матёрый пропащий век...

...
Сколько раз помирал – а выжил! Не даёт Бог других путей. Чёрт из хаты тихонько вышел, не сорвав со двери петель!
Чуткий сон – и усталость мнится. Дурен сон, сон-не сон, как явь – чёрный ворон во мраке бился, с неустанностью повторял:
«А на что, мол, тебе семья? Я ль-не я... а молва моя... о дорогах вдоль дальних логов, где умельцы дары хранят!»
Пытко гостю от взора птицы: «Налетело вволь* воронья!»

Долог путь – человеку вЕдом: хоть храни его, хоть серчай. «Буду жИвым единым хлебом! Не унесть тебе на плечах ни утрат моих, ни печаль, горе-птица, к чему ж ты снишься?» – Посему не кричи в ночах – коли греет одна свеча.

Кто-то в тёмном бездонном небе незаметно рассвет включал...


* см. "Вволю"

© Кайгородова Светлана
/ iiijiii В Конце Тоннеля. 2025 /