Птицелов. Глава 4

4.


А Ольга, Оля, Оленёнок,

С последних выбившись силенок,

Ждала любой хотя бы вести

На их обычном тайном месте.

Уже заметно холодало,

Но так болезная страдала,

Не замечая непогоды,

Готова ждать Андрея годы...
 
Не дождалась, совсем застыла,

Домой вернуться было стыдно,

Так и слегла в беседке летней...

Ее искали до рассвета,

К утру забрали в онеменьи

В отцово дальнее именье.



Она, в горячке, умирая,

Андрея имя повторяла.

И вот, неделя мчится мимо,

Несут письмо от анонима.

«Откройте, няня, поскорее!»

Затрепетала: «От Андрея...

Он просит от температуры

Принять заморскую микстуру...»

Как этих слов ей было мало!

Она тихонько застонала,

И зелья горького хлебнула,

Враз онемела и заснула,

И месяц так спала в деревне,

Как будто спящая царевна.

Там все на цыпочках ходили

И Олененка не будили,

А доктора пять раз менялись,

Не понимали, удивлялись:

«Известны случаи такие,

Болезни странной, летаргии,

И неизученных явлений

Редчайших сонных эпидемий».

Не знали, чем все обернется,

И скоро ли она проснется.



Но вдруг, ни в чем как не бывало,

Зашевелилось одеяло,

И Ольга сонно потянулась,

Глаза открыла, улыбнулась,

Зевнув, покашляла слегка

И попросила молока.

Тут заметались спозаранку

Кухарки, гувернантки, няньки,

Все домовые старики

Помчались наперегонки.

Отцу отправили депешу

С простым «Ура!», чтобы утешить.

И генерал-аншеф Орлов

Как молодой вскочил в седло,

Коня пришпорив, поскорее

Галопом мчал в свою деревню.



С тех пор прошли уже недели.

За окнами мели метели

И завывали злые ветры.

А Оленька, не видя света,

Из дому не казала носу.

Читала умницу Спинозу, 

Вольтера и Дени Дидро,

Искала корень, смысл, ядро,

Вникала в глубь первопричины,

Трактаты древних изучила.

Но в них ответов было мало.

И что же Оленька искала?

В библиотечной галерее

Пыталась вспомнить ли Андрея? -

Пусть как далёкое виденье,

Горячный бред, как наважденье...



Отец, опальный генерал,

Такому рад был и не рад.

Он, правда, счастлив был, о, диво,

Что дочь недуг свой победила,

И доктора все, слово в слово,

Твердят, что Оленька здорова.

Но было что-то в ней неладно:

В пылу, почти дыша на ладан,

Была до сих его ребенком,

Игривым, милым Олененком.

Исчезли радость и потеха,

Жила как тень в библиотеке,

Поесть нередко забывала,

Бродила по ночам, бывало,

Как привидение она,

Бледна, бескровна, как луна.

Он ждал, с врачами совещался,

Постился, в церкви причащался,

Все перепробовав подряд,

Винил себя за недогляд.

Не в силах длить отцову пытку,

Он предпринять решил попытку

Наедине и не спеша,

Беседу с Ольгой по душам.



Дочурка с книгою сидела,

В глаза отцовы не глядела,

Почти не двигалась, молчала.

Ну, как отцу начать сначала,

Так, чтобы обойтись без риска

И без подсказки материнской?

Он начал так: «Весьма похвально,

Что ты весь день-деньской в читальне,

Но ты не ешь и не гуляешь,

Почти не спишь, а тихо таешь.

Не хочешь с папой поделиться?..

Тебе бы матери открыться,

Но нет ее, Господней волей,

А я уже не в силах боле

Смотреть, как увядает дочка

В свои семнадцать-то годочков.

Скажи, что хочешь ты, родная,

О чем с улыбкой вспоминаешь

Вечерней тихою порою?

В курорты, может, для здоровья? -

Глядишь, и станет вдруг полегче...

Вода там все недуги лечит

И ванны с чудо-пузырьками.

Ответь, сними с души ты камень,

Уж так он давит, так он душит!

Там, говорят, такие души,

Хоть голова, а хоть колени -

Ну, вмиг снимают воспаленье.

А то в круиз, к морям иль в горы

Поехать нам? - Ведь лето скоро...

Она мгновенно встрепенулась,

От спячки будто бы очнулась,

Возмнив спасительный побег,

Почти вскричала: «В Кенигсберг!

Там Кант живет, мудрец и гений,

Он автор множества творений.

Отец, поедемте скорее!»

И тут Орлов так удивился,

Что чуть со стула не свалился:

«Ах, Боже мой, кто этот Кант?

Великий ихний музыкант,

Профессор прусской медицины,

Изобретатель ли вакцины?

Ты знаешь, дочка, я не бука,

Двумя руками за науку!

В правительстве давно уж, кстати,

Мечтают о моей отставке.

Готов прошение подать,

Весь путь тебя сопровождать

До Кенигсберга или Вены,

Мне все едино, откровенно.

Заглянем по пути в Карлсбад*,                *ныне Карловы Вары, Чехия

Оставим дом, Нескучный сад,

Он ведь и мне давно наскучил.

Давно пора развеять тучи.

Поедем, дочка, в новый путь,

Не к Канту, так куда-нибудь.


На сем вдвоем и порешили,

И собираться поспешили,

Но не тотчАс, в начале лета,

А после совершеннолетья.

И, на отцово удивленье,

Настало воодушевленье

И суета в его дому,

Отъезд назначен на Фому.*                День св. Фомы, одного из 12 апостолов

И вот, загружен в экипаж

Его и Олюшкин багаж

И груды книг. - Ну, что тут скажешь,

Ни в чем дочурке не откажешь.