Небо

Закат был лилов, как коленочки у долго-долго не евшего дистрофика. Теплый запах черемухи компенсировал холод заката.

- Нет, это все еще самообман. Просто нужно признать неизбежность выбора и делать его честно и смело, — это начал Коля. У него колени были маленькие и длинные, а локти суховатые и розовые.

- Выбора между чем и чем? – спросил Миша.

- Между социальным одобрением и собой, своей личностью.

Миша ничего не отвечал, он слушал и изгибал брови, и это было свидетельством мыслей, даже многих мыслей. И Миша мерно шел вперед, пиная гальку, любезно оставленную проехавшим грузовиком. И продолжил Коля.

- Мне кажется, нужно смириться с необходимостью этого выбора: я сейчас получаю социальное одобрение или я сейчас не предаю себя. Зачем пытаться усидеть на двух стульях? Ты же тогда в любом случае, я имею в виду не только ты, но и любой человек, проиграешь. Просто потому, что решил, что можно получить все и сразу. Бред, нет. Абсурд. Нет, нельзя.

- То, что ты говоришь, легко оправдывает неудачников, которые считают себя непризнанными гениями. Вот только здесь твоя теория рушится о статистику: потому что не могут все неудачники быть гениями, хоть убейся, - сказал, выдыхая, Миша.

- Не смей! Это подлог. То, что ты делаешь сейчас, это подлог, - и Коля на секунду потерял самообладание. – Ты понимаешь, я не говорю о ситуации оправдания. Эта штука работает на опережение. Даже больше, масштабнее, чем опережение. Это же целая система взглядов. И зачем ее применять к эгоисту или нытику, если она создана для людей умных и грустных.

- А эгоист не может быть умным и грустным? – Миша любил ставить вопрос ребром.

- Не в том понимании ума, которое подразумеваю я.

- А по грусти что?

- А грусть одна на всех.

- Одна грусть на Русь?

- Да! - Коля улыбнулся. – Смотри…

- Смотрю.

- Первый шаг к победе - это осознать, что жизнь и совесть нам постоянно подсовывают ситуации, в которых этот выбор неочевиден, незаметен, но он там есть.

- Пример?

- Сейчас… Ты пишешь сочинение на экзамене по «Войне и миру», время ограничено…

- Ну да, в девятнадцатом задании профиля же каждый год «Война и мир» попадается.

- Отстань. И когда ты пишешь, перед тобой встает выбор, я повторюсь, выбор такой скрытый, ты не осознаешь, что естественным образом его совершаешь: приводить аргументы очевидные, но проверенные или найти в тексте что-то новое, понимаешь, провести реальный литературный и психологический анализ. Выбирая второе, ты делаешь что-то стоящее. Ты не предаешь себя. Ты науку не предаешь.

- Литература – наука?

- Литературный анализ – наука.

- А литература – это что?

У Коли заложило нос от раздражения. Зачем акцентировать внимание на каждом слове, не пытаясь при этом услышать его мысли в целом? Он сделал над собой усилие, сравнимое с поднятием штанги, какой-то массивной штанги, такой большой штанги, и остался спокоен, и продолжил.

- Хорошо. И ты совершаешь выбор, идя на риск, на неосознанный риск. Ты можешь победить, тогда ты будешь умницей. А можешь…

Миша рассмеялся.

- Коль, и ты туда же со своими феминитивами!

Коля быстренько подавил смешок, потому что спешил думать и продолжил.

- Ненавижу феминитивы.

- Я тоже. Слегка.

- Так вот…

- Но некоторые норм.

- Да-да, царица, учительница, писательница…

- Суфражистка мне нравится.

- А, то есть твоя любовь умерла в двадцатом веке?

- Что ты несешь?

- Суфражистка тебе нравится. Которая? Навряд ли американка.

Они рассмеялись.

- Да, мне не нужна американская жена, - Миша сказал, смешно вытягивая губы, чтобы изобразить знатока.

 - Миша!

- Ладно. Ты знаешь, что сдать экзамены хорошо никак не связано с предательством себя? Я не понимаю, почему аргументы, которые дадут тебе сто баллов, могут быть плохими. Я в это даже не верю… - Миша подумал, что Коле эта мысль может настолько не понравиться, что он даже не попытается его понять, поэтому немного сбавил обороты. – Хотя нет, безусловно я могу поверить. Но то, что это по какой-то там причине предательство себя, нет. Я так не считаю.

- Ты не слышишь самого главного – моя теория не рассчитана на всех. Она нужна не всем. Если ты успешен, то зачем тебе думать о том, что и как нужно было сделать по-другому.



Миша не сказал, что тогда теория Коли – не что иное как оправдание для неудачников только потому, что в далекому 1979 году Питер Хук придумал как чередовать тревогу с уверенностью или не совсем это придумал, но придумал басслайн для песни Disorder, и сейчас его гитара зазвучала из Мишиного телефона в качестве звонка.

- Привет, мам… - ответил Миша.

Коля в это время отвечал себе.

Если тебе повезет, если так сойдутся звезды, то пойдя на риск, выбрав что-то новое, ты окажешься победителем. Тогда ты гений, да еще и признанный. Тогда ты счастливый человек, да еще и настоящий! Но удача может быть не на твоей стороне.

Они проходили через сквер, когда Миша договорил по телефону.

-  Окей, Миш, удача может быть не на твоей стороне…

- Удача? Серьезно? Это уже вообще про снятие с себя ответственности.

 - Не согласен, но с тобой бесполезно спорить. Даже если мы отбросим удачу, есть риски, которые, как ты любишь, зависят только от тебя. Ты можешь загореться собственной идеей, то есть так загореться, что не сможешь оценить ее трезво. Ты можешь быть умным и промахнуться, особенно в стрессовой ситуации.

- Потому что в стрессовой ситуации спокойствие весит больше ума! Я думаю, если умный человек спокоен, то его не победить.

- Отлично, Миша! Бинго! И ты знаешь откуда берется спокойствие? Из той системы взглядов, которую я битый час тебе пытаюсь объяснить.

Миша рассмеялся.

- Ну уж нет, не только. Универсальный способ получить спокойствие еще не изобрели, я уверен. Мое спокойствие – это уверенность в собственном уме. Я в себе уверен и больше мне ничего не нужно от жизни.

- Ты уверен в собственном уме? Тебе восемнадцать лет вторую неделю, а ты уже уверен, ты уже все познал. Да это только доказывает то, что ты недостаточно испытывал свой ум. И знаешь что? Ты уверен в своем уме ровно до того момента, пока он тебя не подведет.

Миша настолько рассердился, что ему пришлось накинуть на себя мантию расслабленности, чтобы не наговорить глупостей.

- Прекрати. Ты говоришь так, как будто я самонадеянный и высокомерный, а ты честный, ты скромный, ты открыт миру. Ты понимаешь, что ты так себя ставишь выше меня?

Коля на секунду остановился от удивления.

- Миш, а какой ты, если не самонадеянный?

- Я реалист. Мне себя щадить нечего. Мне нечего рассуждать о сделках с совестью. У меня с ней нет сделок.

- Я спрашиваю, какой ты, а не кто ты. С тем же успехом назову тебя самонадеянным реалистом.

- Бред, логическая ошибка.

Коля задумался. Пока он задумывался, они прошли мимо трех больших камней, на одном из которых сидела пучеглазая ящерица – почти как игрушка-глазастик из йогурта.

- Слушай, Миш. Здесь есть логическая ошибка, ты прав. Слово реалист включает в себя несколько качеств, оно уже с ответом на вопрос «какой?» Да, знаю, ты очень честный. Ты рассуждаешь рационально. И все равно ты не реалист. Я смотрю на тебя и прихожу к мысли, что не существует реалистов. Реальность у нас одна, восприятие – разное.

- Так я, по-твоему, самонадеянный?

- Хотя бы потому, что отказываешься меня дослушать. Все это время, всем, что ты говоришь, отказываешься меня дослушать.

- Это неправда! Я со всеми столько шучу. Мы с тобой не друзья, у нас из общего опыта три встречи в компании, как я еще должен себя вести? Поверять душевные тайны?

Они дошли до жилого квартала, где им нужно было расходиться, и Коля сказал:

- Невыносимо, забей.

Коля редко испытывал такую сильную, неперевариваемую злость. Подходя к двери дома, он нашел этой злости причину. Коле казалось, что Миша, может понять каждую составляющую его мысли, уловить каждое ее движение. Коля чувствовал, что их разделяет тысяча мнений, но еще более ярко он ощущал, что их объединяют несколько фундаментальных, базовых качеств. Ему даже на мгновение показалось, что с некоторыми давними друзьями он не ощущал такого уровня близости, который появлялся с этим незнакомым человеком не пойми откуда. И это ощущение, как воспоминание о чем-то достоверном, никак его не покидало.

В зеркале лифта Коля взглянул на свои уши: большие и тонкие. Он не мог вспомнить, какие уши были у Миши, но подумал, почему бы этому Мише просто не сделать над собой усилие и услышать. Взять и услышать его.


Шикарный дождь покрыл улицы шелком луж. Так никто не подумал в тот майский день, зато так сказало небо.

Миша шел по тротуару, не обходя лужи. Его кеды дошли до предела промокаемости и уже не впитывали воду. Мишу это не волновало. Он злился на себя за то, что не смог смолчать в один последний раз.

Ничего трагичного в том, чтобы не получить несколько баллов за серебряную медаль не было. Было обидно, что Миша, зная о самодурстве физички, стал докапываться до сути там, где это было неуместно, где это стоило ему роковой четверки.

Его злило все: что мама будет расстроена, что он знает физику лучше физички, что никто из одноклассников не стал поддерживать его в научной дискуссии. Больше всего Мишу злило то, что он не смог совладать с собой. Зачем на последнем уроке говорить женщине, которая не уверена во всем, что не написано в учебнике, что свет всегда движется с одной и той же скоростью? Говорить, зная, что это будет стоить тебе оценки. Все-таки у Миши была бледная надежда на то, что научные аргументы из лекций Фейнмана будут приняты этой женщиной к сведению. Он и забыл, что самодурам для того, чтобы изменить свое мнение недостаточно аргументов: им нужны манипулятивные приемы, добродушное лицемерие и все остальное, только не реальные факты.

Миша шел, не думая о направлении. Как не странно, от бесцельности его ходьба приобретала особую стремительность.

Умному и спокойному человеку чувствовать себя неуравновешенным идиотом, который остался с носом, не особенно приятно. Миша не понимал по какой причине умные и спокойные люди иногда чувствуют себя идиотами. И у него даже промелькнула мысль, что именно это идиотское чувство отличает их от тупых и беспокойных нахалов.

Собирался уже третий за день дождь.

- Миша! – прозвучал откуда-то голос.

Это Коля выбежал на порог кофейни и помахал насквозь промокшему парню. Миша, не останавливаясь, обернулся и дважды махнул ему рукой в знак приветствия. Он не мог остановиться, потому что шел, шел и хотел уйти подальше.

Коля догнал его.

- Я смотрю ты спешишь, - сказал Коля.

Миша сегодня молчал. Но уголки его губ опустились с махом головы, отвечая «нет».

- Мне кажется, это ливень начинается, - сказал Коля.

Эти слова не подходили дню, и Миша хранил молчание, а шаг его был близок к бегу.

- Миш, стой! Машина, - Коля взял его за плечо очень вовремя.

Они подождали зеленый.
Коля не хотел быть обузой, не хотел за Мишей тащиться, но, несмотря на всю нелепость ситуации, он чувствовал, что уходить не должен.

Была гроза и один человек догонял другого, а другой в это время не говорил ни слова.
Бытовые разговоры – это зачем?

- Кстати, Миш, я видел твой плейлист с прогрессивным роком. Он очень хорош. Хотя, если честно, я только альбом, где шизоид двадцать первого века слушал. Но мне нравится.

- Не правда, ты еще альбом с дифракционной иллюзией слушал, - Миша сбавил темп.

- Нет…

- Не верю. Ты не можешь знать словосочетание прогрессивный рок и не слушать при этом Pink Floyd.

- А! Темная сторона луны. Я, кстати, очень долгое время не слушал этот альбом полностью и разом. Только треки отдельные. Прикинь, только недавно послушал. У меня уже футболка была, я все еще этот альбом не слушал. Полностью не слушал.

- Я только так и слушаю. Выбираю себе альбом на день под футболку и весь день слушаю только его.

- Ты серьезно? – у Коли на лбу появились красивые улыбчивые складочки от удивления.

Миша рассмеялся.

- А ты думаешь у всех исполнителей, которых я слушаю, есть мерч? Второй вопрос: ты думаешь у меня полсотни футболок?

- Да кто тебя знает, ты очень убедительно звучал. Такой серьезный.

Миша покачал головой и о чем-то задумался.

- Миш, помнишь я говорил про неосознанный выбор?

- Смутно. Что-то про оправдания для неудачников.

- А теперь слушай, потому что моя теория подтверждается: ты не можешь одновременно оставаться собой и выполнять социальный заказ. Пример номер один: Мастер у Булгакова. У него, у Мастера, хотя у Булгакова тоже, потрясающий слог. С таким авторским стилем и ярким, но ясным языком он и производственный роман написал бы нормально. Понимаешь, это не было бы пошло. Может, он бы изучил мат. часть, все-таки узнал бы как живет труженик, и написал бы что-нибудь нормальное.

- Это бессмысленно, - Миша не любил сослагательное наклонение, потому что не видел в нем необходимости.

- Может быть бессмысленно. Но его бы не затравили.

- Коль, и какой смысл в жизни без травли, когда ты каждый день травишь сам себя? Травишь себя тем, что тратишь жизнь на служение непонятно чему? Если это писатель, то он не может выполнять социальный заказ, потому что тогда он не писатель, а писака.

- Да. Это то, что я думаю. Мастер условно мог бы забить на свои принципы, на честь художника и на то, что там Муза лепечет. Условно мог. Но на самом деле не мог. Потому что это создает противоречие. Потому что это бессмыслица. Хорошо, второй пример: Альберт Эйнштейн не сдал бы ЕГЭ по физике.

- Однозначно, - Миша усиленно кивнул головой, как будто эта мысль была решением сложной задачи, над которой он долго работал. - Он бы слетел на оформлении. Может, взял бы пару баллов в тестовой части, где решение не нужно. Порог бы, конечно, перешел. А так, Эйнштейн в университете со всеми преподами перессорился, потому что у него был свой взгляд на каждую тему, свой собственный ответ и метод.

- И то, что Мастера затравили после публикации романа, а Эйнштейна в школе называли «тормозом» - это не признаки того, что они неудачники. Они просто делали то, что считали нужным, так, как считали нужным. Они свой выбор сделали в пользу более весомой цели, чем социальное одобрение.

- Ты привел в пример двух гениев. Их протест стоил того.

- Что за подростковый взгляд? Какой протест? Это люди, которые впечатление ни на кого производить не хотели. Они не выбирали какими быть: принципиальными, особенными или еще какими-нибудь. И они не были. Они такими и не были. Они просто честно выполняли свою работу. Жизнь свою жили честно.

- И в этом, по-твоему, смысл? – Миша остановился посередине дороги. Дождь лил ледяной, никогда в жизни дождь не был еще таким ледяным.

Жить честно – это как? – хотел он спросить. Но честность не ищет разночтений. Вопрос не прозвучал, зато произошло кое-что более важное. Миша задумался, и пока он задумывался…

В это мгновение счет шел на секунды и изящным образом все сложилось так, что Миша чувствовал себя лучше с каждой каплей, и ему казалось, что он даже с каждой каплей становится лучше.

- И в этом, по-моему, смысл, - это договорил Коля.

Два парня стояли посередине дороги в чужом квартале и смотрели в небо, и ничего не видели, потому что глаза их были закрыты, но им было очень хорошо от одного маленького знания: дождь с неба - значит, оно есть. Квартал был взъерошен дождем, и квартал был дождем вылизан.



2024 г.