XXIX. Ты фору дашь компашке дьяволят

    Предыдущий фрагмент из 2-го тома романа «Миледи и все, все, все»
      «XXVIII. Коль девушки тебе благоволят...»
        http://stihi.ru/2025/09/05/6536)

– Коль девушки тебе благоволят,
   знать, славу ты уже впитал, как воздух,
   и фору дашь компашке дьяволят.
   Сын, помни хорошо, что слава – яд,
   полезный нам в умеренных лишь дозах.
   Излишек настоится на угрозах.
   Но, как о ней все вслух ни говорят,
    у славы уникальный всё ж формат.

Юнец икнул:    – До нежных чувств я жадный.
– Обещана стряпня, да    повар   млад, –
отец хохмил, – и повару досадно.
– Столица мне сулит страсть    дамы    знатной,
   а юность мне моя – не компромат.
– От службы славы ты не жди внезапной, –
нахмурился отец. – Жди даром ад!
Сын фыркнул:     – Служба – это аромат
    военной славы. Влёт удачу сцапай…

– И пей кровавый до измора смрад!
   А рядом гибнет лучший твой камрад...
   Срамно карьеру делать тихой сапой,
   или, стыдясь походки косолапой,
   болтаться век промеж двух берегов.
   С накопленным в борьбе числом грехов
   позорно стороной считаться слабой,
   пусть даже Бог быку не дал рогов.
   Со мной бывало так: своею славой
    я в ярость приводил всегда врагов, –
сужденьями отец делился здраво, –
   зато друзья… завистливой оравой
   досадой   исходили из углов…
Отец внёс наставление дежурно:
– Пригрезится тебе амур тужур, но
   путь вольный не свободен от узлов.
   Создаст всяк лицемер угрозу шкурно.

Шарль облизнулся от своих же слов:
– Как можно раньше мне – и не сумбурно –
  заполучить в Париже свой улов
  да благосклонность   женщин   бы недурно!
– Любовь и слава. К ним ещё Фортуна.

   Ждать от    неё    в любви иль в    чём   сюрприз? –
отец язвил. – Приходит слава шумно,
  но ты себя веди как… самогрыз.
  На каждый день советы не     рожу,     но
  завистливых друзей остерегись.
  Другое дело, если ты разумно,
  отчасти преднамеренно, своей
  начнёшь делиться славой. И, ей-ей,

  твои друзья тебя оценят выше
  и крепче захотят с тобой дружить,
  за исключеньем жуликов и выжиг,
  но с ними общность вправе сокрушить
  ты сам: такие люди – вид отрыжек.
   Не дай, сын, славе    голову    вскружить.

Речь старший д'Артаньян продолжил складно,
да с перечнем  угроз и передряг.
Дивился на отца сын, слушал жадно.
Изящным слогом, или же площадно,
холодным тоном, или как добряк,
отец пофилософствовать мог знатно,
как если б Бог   мозги   ему напряг.

– Порой жизнь наша – танцы на граблях,
что лишь со стороны узреть занятно.
Когда мы при уме и не в соплях,
то вновь хотим наш мир вокруг    познать,   но
не так чтоб… все в ушибах и в репьях…

Фортуна то слепа, то импозантна.
Всегда ли понимаем мы суть благ?
Порою нам потворствует Судьба,
и мы в игру включаемся азартно,
двойным «мерси» неся ответ в зубах…
Но искренность Судьбы – вдали от благ,
которые сулит она на завтра.

Мы знаем направленье, но не край,
где вступим в спор с Судьбой по недостаче.
Неведомый  имеет облик рай
земной   для нас… с сегодняшней подачи.
Себя и никого не попрекай
за горечь от текущей неудачи.

Ведь всех нас Божья воля обрекла
на цепь метаморфоз. И не иначе,
как выпадет к паденью… взлёт  в придачу.
Неведомо кого во что впрягла
Судьба – непредсказуемая мгла.
Завидовать не надо лежебокам.
Притом, что есть для увальней плевок,
сам будь активным, с женщинами бойким,
а в недотрогах сам расплавь ледок…
– А что есть жизнь? Задача или долг
большой наш перед обществом и Богом?

– Нечасто и, увы, не каждый год
с мечтами сводит нас Фортуна-сводня.
Коль боком выйдет завтрашний поход,
то долг наш – быть счастливыми сегодня!

Пусть долг души – всё видеть и стеречь,
но там, где недосказанность, загадка –
не всё отметить можно через речь.
Но мне приятен рост твоих задатков…
Едина почва в нас для недостатков
и наших же достоинств. Не извлечь
весь сор, так чтоб при этом не посечь
достоинств. Не соха я и не смерч…

Суд Божий – в небесах. Но там   Христа   кров.
Не зевсов, аполлонов иль гераклов…
– Чего от жизни ждать мне впереди
и нужно ли Судьбе моё покорство?
– Тебя одолевает беспокойство?
Из отроков успеешь перейти
ты сходу в волонтёры на геройство.
Сказать: не хватит, мол, бедняге роста –
попробует пусть кто из мудаков!

В науках ты бываешь бестолков.
Небось, тебе глаза   пол женский   застил?..
А в жизни всяк окажется таков,
каким себе он выпестовал счастье.

По молодости ты похож на воск,
но счастлив я, что воск в моих   руках   ты.
Ронять тебя жемчужиной в навоз
не стану и прости, коль были факты.
Надеюсь, не впадаешь ты в невроз…
Ну, это уж оставь, сын, для   девах   ты
на время после фехтовальной вахты…

Взрослей во славу отчего меча.
Самим   собой   стань, только не мельчай,
пусть даже и не первый   здоровяк   ты,
будь даже пьян и ползай на   бровях   ты.

Что впитывай душой, что замечай…
Пока же млад, живи-озорничай.
Во взрослой жизни  рамки службы святы…
На будущий успех смотри предвзято:

на жизнь не заработать невзначай.
Да хоть из-под земли на хлеб, на чай
добудь себе клад чистый, стибри – грязный!..
Пусть даже фехтовальщик ты прекрасный,

сам всуе свой клинок не обнажай.
Пусть даже вкус побед тебе известен…
Разлад со справедливостью уместен
для слабых, алчных, злых – соображай.
– Прекрасным стану, если буду честен?
– Прекрасное, когда оно ни к месту,
совсем перестаёт быть таковым.
К примеру, как, в честь летнего семестра,
петь сможет соловей под шум оркестра?

А внешне распрекрасный херувим
там, где его не ждём, не приструним,
предстанет вдруг как хам, злодей и бездарь.
– А с ратной славой, столь тебе любезной,

отец, ты по-гасконски на свой вкус
ещё  возобновишь  былой союз?
– Не зря, быть может, грежу новой славой,
а, может, и до времени сопьюсь.

Ведь слава – это  та  ещё шалава,
что вновь из-за её измены, право,
я пьяный свой загул сочту за плюс.
Причём слезами пьяными зальюсь,
коль у тебя из-за крутого нрава
всё-всё пойдёт не гладко, а коряво.

Своей карьере пособи трудом.
В каком не представлялся бы крутом
себе ты виде, всё ж таки орава
сильнее одиночки – думай здраво.
Найди друзей, чтоб бить врага гуртом…
Ах, юность! Сто дорог – к любым причудам…
ведешь  друзей ты или  сам  ведом.
Я понял, радость молодости – в том,
что кажется: всё в мире по  плечу вам.
Так с планами по жизни и кочуем…
 
Нить наставленья я слегка продлю,
поскольку о твоём забочусь благе.
Служить захочешь честно королю –
используй в деле совесть прежде шпаги.

Коль совесть будет против, осади,
ведь разума излишне будет бденье.
Пасть гибельно не только с высоты…
Страсть к женщинам ведёт к перерожденью.

Ты женской опасайся красоты…
А будут в доброте своей просты
вдруг женщины не только лишь в постели –
отдай их доброте всё предпочтенье.
Внимая мне во всём, люби и чтенье.

Послушный ученик – не  раб  отца.
– И в этом что ли – счастье для бойца?
– Сын может  превзойти   отца.          – Да   разве   ж?
– Жизнь счастьем, как и кашу, не умаслишь.
Погоня же за ним –  самообман   сплошь,
ведь счастье – не аналог беглеца.
Спонтанность счастья и успех лица…
а дальше по своим лишь ощущеньям
всяк ловит счастье вслед за искушеньем.

Умей от злобных честных отличить.
– А много ль средь военных  моралистов,
способных Божьи    заповеди    чтить?
– Дичают в войнах. А уж без границ-то
жестокость обретает вдвое прыть.
– Теперь они, как белые вороны –
совсем не утешительный исход.
Моральных псов войны… побили войны?
Их   встретишь   ли… раз в год иль через год?
Наверно, что нередкий эпизод,
они в    самопадении    проворны.
– Моральные-то псы самодовольны,
коль чувствуют, как совесть их грызёт!
А совесть не срыгнёшь ведь через рот.

Она смиряет самых бесшабашных.
Прислушаются к ней клошар и князь.
Боль мучеников совестливых  –   блажь   их
иль суть? Кто дружит с совестью – не мразь.

– Уж не с того ли ты – заядлый бражник?
Ты с горя пьёшь и с  радости,  при важных
и  глупых  обстоятельствах, боясь
приблизиться к безумству с трезвых глаз?

– За светлые б мозги да в наших башнях
безбашенно я выпью хоть сто раз!
– Власть разума? На что она сдалась!..
– А ты будь и умён, и остроглаз.
Неважно где: в домах, лесах, на пашнях,
но под огнём, и в схватках рукопашных
в победу верь, не падай ликом в грязь,
будь твёрд и даже внешне безучастных
к тебе людей в цвет радужный окрась.

Мы часто при прогнозах мало ясных
теряемся, в невзгодах копошась.
Отчаянье опаснее опасных
из наших заблуждений, ибо шанс
даётся для усилий ненапрасных.

Хотя… Женатый дважды и на разных,
я, жуть, боюсь двойного иска жён…
– Порой    смертелен     груз проблем непраздных.
А что даст шанс, коль он из несуразных?
Надеждами пустыми искажён,
насмешницей Судьбой сведён к искусству,
по дьявольскому выверен паскудству,
безумный шанс несбыточен, как сон,
для тех, кто будет в краткий срок казнён
по приговору. Шанс, как ни присутствуй…

– Ты сам так часто склонен к безрассудству,
что в мыслях бы твоих устроить шмон
хотел я, дабы знать, как ты… умён.
Ты рвёшься к непонятному и      зуд     свой
берёшь в атаку прежде всех знамён.
Не     думай     лишь, что взор твой обновлён,
коль взглянешь вновь сквозь старые ты щели –
разгадок, вдохновенья, утешений
не жди, уж лучше ты возьми внаём
чужой взгляд изнутри, без искажений.
– Хочу в Париж! Не все ж дороги в Рим…

– Пусть будущий маршрут почти незрим,
  причём ещё не выглядит бодряще,
  к вершинам путь от жизненных низин
  начнёшь ты с наших    мест,     мой юный сын.
  Жизнь слишком коротка,  мгновенна  даже,
  чтоб быть столь незначительной, как наша.

  И вот в чём парадокс, но не секрет:
  жизнь из одних лишь горестных нам лет
  окажется на деле жутко долгой.
  Нельзя быть Счастью вечно недотрогой.

  Жизнь – это некий данный нам аванс,
  задаток Смерти. Узы нашей сбруи.
  Смешение спокойствия и бури.
  Смерть – это   пуля,   выпущенная в нас,
  а Жизнь – лишь  время  для подлёта пули.

– Хочу  свободным  в жизни стать, допреж
  того, как смерть свою приму за благо.
– Тебя пугает Смерть как символ праха?
  Жизнь – сочный плод. Устал беречь – надрежь.
  Лишь тот, кто ото всех свободен страхов
  и кто освободился от надежд,

  тот может впрямь считать себя свободным.
  Свободным, а не просто сумасбродным.
  Как добродетель люди храбрость чтут,
  но часто Смерть вершит над ней свой суд.

  Пока я жив, а ты неподалёку,
  свой опыт разделю на нас на всех.
– Проделав в жизни длинную дорогу,
  скажи: бывает честным путь наверх?

– Ну, путь святоши я б и  сам  отверг.
  Тот, от кого другим нет вовсе проку,
  невольно будет честным хоть весь век.
  Пусть чувств скопил на целый фейерверк,

  придерживаться лишне чувств предвзятых.
  Зажиточных завёл иль голозадых –
  с товарищами честен будь всегда.
  Друзья твои – особая среда.
  Не дай Бог стать предателем в  глазах их!
  Дели всех не на тощих и пузатых,
  а с теми будь, в чьих душах – широта.
  В почёте ль будет твой прогиб у знатных,
  суть жизни это или ерунда,
  познаешь сам. Но ты не сирота:
  себе сам цену выставишь ретиво.
– А встанут господа да в три ряда?
  Пред всеми гнуться – что за перспектива?!

  По мне – так это грех. Как честь спасти?!
– Лишь с   дамами   сей грех себе простим.
– А   как   это? В порядке нечестивом?
  Прогнуться перед дамою – быть льстивым?
– Пренебрегать ли действом столь простым?!
  И как ещё   усердно-то   мы льстим!
– Хотел бы я жениться на красивой.
– Так будь, чтоб не остаться холостым,
   смелее самой дерзостной мечты!
   Ищи ты, даже в схватке безысходной,
   свой компромисс с Судьбою, в меру злобной.
   Не смей сдаваться, падать навзничь ты –
   тогда победа станет безусловной.

   Всегда ли верховодит красота?
   Порой мужская тактика проста
   и склонна зачастую к стилю ровной
   игры пред красотою за места
   главенства: где глаза, а где уста…
   Не силе женской   страстности   любовной
   частенько уступает красота,
   а   слабости   природной, ибо оной
   и пользуется днём или в ночи
   ряд очень предприимчивых мужчин.
   Частенько страхолюдным этим рядом,
   главенствующим в пику всем кастратам,
   повержены красотки сплошь и рядом!
   «Никак фей от козлов не отлучим»! –
   завистники шипят не без причин…

       (продолжение следует)