Моцарт и Сальери

Друзья мои! Вправе ли я был написать это произведение, я не знаю. Но очень хотелось. Не судите строго.


Сей дружбе суждено в веках в огласке быть,
Любил ли Моцарта тщеславный и завистливый Сальери,
Сему у Пушкина в трагедии есть истинная суть,
Всё создал и изложил его великий стихотворный гений.

А я лишь мнение своё представлю на показ,
Мне не дано судить и мыслить однобоко,
Ну и конечно не зайти в историю глубоко,
Факт исторический озвученный не раз.

Вольфганг с присущей добротой, открытостью,
Творил легко и радостно, с счастливою судьбой,
Наверно гений от природы и должен быть такой,
Ему талант с рожденья дан в союзе с божьей милостью.

Доступен был ему и лёгкий музыкальный стиль,
Доступны были и строгие библейские мотивы,
В его душе игривость, восторг и позитивы,
Желание творить, любить и полной жизнью жить.

Предвидел многое интуитивно в жизни франт,
Жило в нем чувство игриво-озорное,
Готовый встретить был он доброе, плохое,
Беззаботный и доверчивый, но истинный талант.

Сальери же напротив на жизнь смотрел в серьёз,
Был труд его настойчив, упорен и тяжёл,
Он мир свой в отрицании нашёл,
Был не любителем он жизненных курьёз.

Верховный жрец, не внемлющий свободе,
Гордец тщеславный - аскет, лицемер,
Завистник, и музы собственной аскер,
Не видящий себя в толпе и при народе.

Два гения две не равнозначные фигуры,
В одном живут и горести, и радости мгновенья,
Веселье, не однозначность поведенья,
И неосознанность талантливой натуры.

В другом и зависть, и жёсткое коварство
И льстивость сомнительной и ложной дружбы,
В стремлении познать вершины власти – нужды,
Вкусившего все сложности и горести мытарства.

А Моцарт искренне считал Сальери другом и талантом,
Но что-то мучило его пытливое сознание,
Не мог наш гений предвидеть всё зарание,
Что уж судьба его предрешена смертельным фантом.

И вот сошлись игривый гений и злодейство
И выпал для завистника тот нужный случай,
Когда прощальный реквием он слушал,
Вдруг произнёс: «Божественный он гений!»
Но всё ж задуманное осуществил он действо.