Белые снегири - 70 -6-

6. РАССКАЗЫ ДЛЯ ДЕТЕЙ

Надежда СЕРЕДИНА
(г. Чехов, Московской обл.),
Член Союза писателей России

Пойдём на Баранку


«Эти весёлые и развивающие истории, герои которых ребята и зверята, читать легко и интересно. Автор создаёт игровую атмосферу встречи с животными.
Герои сталкиваются с забавными животными и птицами. Впервые экзотический мир они открывают в зоопарке. В рассказах есть тропические животные: семья слонов, одинокая пума, лев. Мы узнаём, как белочка в парке подружилась с девочкой, и берёт орешки с её руки, а также о том, что прощёлкал щегол в новогоднюю ночь. Ещё интересней – в лесу, там происходят странные вещи, и, если уметь видеть сны-сказки — журавлиная поляна откроет свои тайны. Звери живут близко от нас, и детям хочется знать о них как можно больше. Поход в лес – это целое путешествие. Даже сверчок, муравей, улитка – удивительно интересны в своей скрытой от людей жизнью. (Борис Евсеев)
Надежда Митрофановна Середина автор 8 романов, 12 повестей и сотни рассказов. Издано 40 книг. Награждена 25 премиями и дипломами победителя. Большая часть из них посвящена любви к природе, защите её удивительного многообразия. Автор романов: «Подростки» (Лауреат международного литературного конкурса имени А. Платонова. Российско-Баварский центр. 2012). Победила в конкурсе детской премии «Аист» (2017 г.).  Обладатель Международной премией имени Фазиля Искандера за книгу рассказов «Весёлый зоопарк и лесные затоны» (2023 год). Главная идея – уважение детства, понимание ребёнка, как личности, любовь к природе и забота о её целостности.
Середина Н. призер литературного конкурса «Пастернаковское лето» (Повесть «Гремячий ключ». 2014 г. Москва).  Награждена Дипломом Лауреата конкурса «Преодоление» Литературно-общественной премии «Жизнь задыхается без цели» в честь 200-летия Фёдора Михайловича Достоевского (г. Москва. 2021 гг.). Основа произведений – мир. Сборник рассказов «Дорога в Иерусалим – исповедь паломника» — в номинации «Проза» удостоен диплома «Лучшая книга года 2014-2016 гг.» (г. Москва). Награждена Дипломом Лауреата конкурса «Преодоление» Литературно-общественной премии «Гранатовый браслет» имени Александра Куприна. (МГО Союза писателей России. 2020 г.). Диплом Международного ПЕН-центра за книгу «Весёлый зоопарк и речные затоны» в 2023 году. В 2024 году удостоена Гран-При За книгу повестей и рассказов «Фарфоровый попугай».
Член Союза писателей России, член международного ПЕН-центра с 2007 года, член Союза писателей Северной Америки. Н.М. Середина является академиком Международной Академии Развития Литературы и Искусства. Книги переведены на немецкий, английский, французский, персидский.




БАРАНКА

«Леса учат понимать прекрасное».
(Доктор Астров в пьесе А.П. Чехова «Дядя Ваня»)

Золотое солнце сияло, синее небо играло белыми перистыми облачками, гроздья рябины раскраснелись, предупреждая о вьюгах. А шиповник ещё доцветал и скупые капли нектара жадно собирали пчелы: зима не за горами.
Том оглядел двор, сад и ему понравилось. Заглянул за ворота - а там цветёт белый шиповник, и вокруг него кружатся пчёлы. Пчёл он не боялся, здесь живёт его бабушка в доме, который построил прадедушка. Он вырос в США. В Чехове у бабушки он первый раз.  Обычно они встречались в Лос-Анджелесе, во Франции, в Испании.  Том услышал шум, оглянулся.
Из дома, который построил дедушка-сосед, вышел другой мальчик, Егорка. Они уже виделись, но подружиться ещё не успели.
- Том, ты был на нашей Баранке? – спросил Егорка.
- Что такое «баранка»? – Задумался Том, пытаясь понять русское слово. – Это бублик?
Егорка рассмеялся:
- Сам ты бублик! Крендель!
Егорка не обиделся, а продолжал думать:
- Баранка – это жена барана.
- Это речка Лопасня.
- Не речка, а Баранка!
- Пруд. – С умным видом, подняв нос кверху, подошла Оля. - Его вырыли ещё цари.
- С корнем?
- Нет. Только с землёй! Чтобы купаться, плавать. Маша - дочь Пушкина плавала каждый день в пруду.
- Пруду? Плавают в океане.
- Бассейн. Понимаешь?
- Понимаю. А она тут жила?
- На Пушкинской улице в музее жили много детей, а Мария Александровна, дочь Пушкина, их учила английскому и французскому.
 - Но там была другая улица, - не унимался Егорка, он тоже был в музее.
- Это давно было?
- Давно. Не улица, а усадьба, - Оля любила поправлять Егорку, но он этого не любил.
- А что такое усадьба? Свадьба?
- Усадьба - это такая большая территория в деревне, как квартал в городе. В усадьбе жили хозяева усадьбы: помещики, генералы, графы.
- И их слуги, - добавил Егорка.
- Рабы? – удивился Том. – Из Африки?
- У нас не было рабства. У нас были только крепостные и слуги. А другие люди жили на улицах в своих маленьких домах. Вокруг каждой усадьбы был пруд.
- Зачем?
- Чтобы уточки тут плавали. Чайки летали. Рыбу ловили. И так гулять по берегу с собачками, как дамы.
- Они уточек любили?
- Ну, как любили? Любили, любили, а потом ели. Генералы на них охоту устраивали. А Тургенев не убивал уток, он только наслаждался природой. А Герасим свою Му-Му выбросил за борт, потому что его помещица выгнала в деревню.
- Кого?
- Му-Му. Щенка.
- Зачем? Дал бы объявление: «Отдам щенка в хорошие руки».
- Герасим жил у помещицы в городе, а Му-Му жила у Герасима в каморке дворника. А Герасим не хотел уходить в деревню. А писать он не умел.
- Почему? Он что в лицей не ходил?
- Тогда в лицее учился только Пушкин и декабристы, - рассуждала Оля. - Других дворян учили дома.
- Репетитор?
- Много было учителей! У каждого был свой учитель.
- И у царя?
- У царя было много репетиторов.
- Он был умнее всех? – удивился Том.
- О политике говорить не вежливо, так же как о деньгах.
- Пойдёмте на Баранку, - нашёл компромисс Егорка.
- Я маму позову. – Побежала Оля к дому.
- Егорка, ты сам не знаешь дорогу? – удивился Том.
- Маму обижать не хочется. Она тоже любит гулять.
- Аааа! Понятно! А у меня мама любит гулять одна. Она от меня устаёт. Я много бегаю и лезу везде.
Через пять минут Оля вернулась:
- Мама занята. Том, может твоя мама пойдёт?
- Сейчас я ей позвоню.
Через десять минут дед Митроша с удочкой шагал на Баранку за ребятами. Он часто останавливался и смотрел на цветы: работают ли ещё пчёлы.
Сосны величаво склоняли свои кроны, приветствуя их.
- Человек – царь природы.
- Я – царь?
- И я!
Липовая аллея стройно выстроилась, словно на параде.
Старый храм из пяточного кирпича почти реставрирован.
- Дятел!
- Дятел? Дерево ест?
- Личинок ищет под корой.
Пестрая дорожка из листьев берез, липы и американского клена.
- Почему дорожку не подметают? – вспомнил Том свой дом.
- Это лес.
- Лес – это дикий сад?
Мощный дуб встретил их в конце парка.  Под выпуклым корнем дуба дед прятал баночку с червями. Из-за дуба выскочила собака.
- Собака!
- Не бойтесь. Надо поднять руки вверх, чтобы ей казалось, что вы большие.
Родник… Дети запрыгали по ступеням вниз.
Дед напился воды, набрал в баклажку.
То утка, то чайка, подлетали, и фонтан брызг поднимался вокруг них. Большие, как морские, две чайки красиво отражались в воде.
В трёх метрах родник нырял в Баранку.
Серая Шейка позвала своих подруг, и они угощались дедушкиным овсом.
- Гуси-лебеди летят!
- Это цапли.
- А почему вода «баранка?
- У неё есть остров в середине. Дырка.
- Мы кололи баранки, - вмешался в разговор дедушка Митроша. – Я первый зуб сломал. Баранки первые три дня мягкие, а потом веревку через дырку протянут, и они висят и высыхают.
Метрах в ста от родника стоит, словно вырос из-под земли, стол деревянный и скамейки по обе стороны. Дед выбрал скамейку, на которую падало и согревало солнце. А смотреть за удочками и стоять без движения он устал, так как не клевало. 
- Еж! Смотрите, ёж! – Егор успел поймать ежа первым.
- Он маленький. Отпусти его.
- Нет.
- Меня родители нашли в капусте, а ежа – в кактусе.
- У нас кактусов много, а ежей нет, у нас дикобраз есть. Но к нему близко подходить нельзя – выстрелит иглой.
- Отпусти ежа.
- Нет, не хочу.
- Тогда я с тобой играть не буду, - напугала Оля.
- Я его завтра отпущу, - примиряюще пообещал Егорка. – Я его накормлю.
- Спать уложу, а потом съем! - Засмеялась Оля. – Ты как баба Яга?
Через два часа все были дома.
Оля принесла ежу молока и сказала:
- Белые козы делают молоко, а чёрные – кофе. Я читала, что ежиха кормит ежат молоком и у них мягкие иголки.
Егорка ежа дома никому не показал, чтобы не расстраивать его и не пугать, он, наверное, столько людей сразу не видел и в гостях первый раз. Пусть привыкнет. Он принёс ему яблоко в свою комнату.
Где он будет спать? Для удобства, он вытряхнул из коробки свои игрушки и отдал коробку ежу. Спи. Это твоя кроватка. Мне не жалко. Игрушки ведь не живые.
Он положил перед ежом яблоко, красное, сочное.  И ушёл ужинать. Быстро, без уговоров, съел запеканку и выпил молоко от чёрной козы-какао. И побежал спать.
Егор закрыл дверь к родителям, хотя раньше, он просил маму, не закрывать.
Через полчаса часа Егор заглянул за тумбочку:
- Ёж, ты поел яблоко?
Ёж фыркнул.
- Молодец ёж!
Егор уснул, но тут же проснулся.
По комнате кто-то ходил. Егор хотел крикнуть позвать папу и маму, но подумал, вдруг они увидят ежа.
И правда – ёж был посреди комнаты.
- Ты почему не спишь! Ночью все дети спят. Ты ещё маленький, вон какой, в коробку залезаешь. Спи. Мне нельзя долго свет жечь, мама придёт, тебя увидит. И я не знаю, что будет.
Егор успокоился, посадил опять ежа к коробку. И лег.
Но через пять минут вскочил.
Кто-то в его комнате орал, визжал и трубил одновременно.
Егор спрятал голову под подушку. Тихо стало. Он заснул.
Вот ворвался в комнату серый голодный волк и ищет ежа. Не нашёл и ушёл. Пробралась в комнату хитрая лиса, села и ждёт, когда ёж выползет. Лиса, она ведь хоть кого съест: и голого ежа-колобка, и цыпленка, и ежа перевернёт лапкой. Ей всё равно, что украсть в курятнике, что поймать в лесу, когда она голодная.
Но через пять минут опять трубный крик. Это лиса поймала ежа.
Егор дернул цепочку торшера, свет загорелся. Прибежала мама.
Посреди комнаты сидел еж, как дикобраз, выставив иглы, словно обороняясь от лисы.
- Это кто?
- Колобок.
- Кто его испёк с такими колючками? Ты?
- Нет. Это ёж.
- Кто его принёс?
- Ему страшно одному. Там лиса его съест. Или волк.
- Кто его принёс?
- Он сам пришёл.
- В гости?
- Ага.
- Откуда?
- С острова Баранки.
- Отнесите его утром туда, где нашли. Он трубит – маму зовёт. Она ищет его.
- Он кричит как трубач. Он будет будить нас, как петух.
- Отличный петух! – сказала бабушка. - Заведите его на семь утра.
- Удивительно, как трубят ежи.
- Я тоже первый раз слышу, как ежи трубят, - села бабушка рядом и начала рассказывать сказку.
На другой день дети с бабушкой пошли в поход – на Баранку. Отпустили ежа. И наблюдали, как он быстро-быстро посеменил к своей маме под корень старого дуба.
7 сентября, 2025


ЖЕРЕБЁНОК И ТАБУН

Пруды были почти в каждом поместье и в Московской области, и по всей России. Это и для рыбы раздолье, и для скота хорошо, а летом в жару устраивали купальни местные жители. Власть менялась, а пруды и реки оставались, потому, что нуждались в них и птицы и звери, и скот, и царь природы - человек.
Река Никажель недалеко от деревни Беляево, она западнее от Чехова с его парком и музеем.
Но здесь, вдоль маленькой реки большие чудеса, особенно для Егорки.
Жеребёнок и кобыла паслись возле пруда. В стороне, на опушке леса стоял табун. Телега остановилась метров за триста, лошади заволновались. С телеги сошли конюх Юра, зоотехник Ирина и Егорка, почти школьник.
Егорке показалось, как будто он это место где-то видел, хотя был он здесь впервые. По одну сторону дубы, один огромный, как маврикийский. Вот изгородь из тонких стволов берёз, разделяющая дикий лес, поле и луг от загона. Дверь загона широкая, из таких же стволов берёз, видимо, никогда не закрывается. Она покривилась и почти лежит на траве. По другой стороне - шалаш, покрытый высохшей травой.
В стороне, рядом с кобылой, лежал жеребёнок. Зухра ожеребилась два месяца назад и теперь ходила за ним, как за малым дитя. Он стал плохо сосать, и у неё болело вымя. Было жарко, но под мощным дубом тень оберегала их от палящего солнца.
Вдруг лошади рванулись, мерин уводил кобылиц с жеребятами в поле. Выбитая, вытоптанная копытами глиняная дорога, отдаёт отзвук, словно глиняная чаша. И словно сотни барабанных палочек ударили в глиняный барабан. Но погонщик остановил их и вернул в загон. Волны тепла словно светились от табуна.
Солнце над прудом светит так ярко, словно хочет воду в нём вскипятить, как чай. Егорке хотелось окунуться в эту кипь воды, но он терпит, понимая – тётя Ира на работе, а не на отдыхе.
Из родника течёт ручей в пруд. 
Зоотехник Ирина осмотрела жеребёнка под дубом у родника и погнала кобылу к телеге. Кобыла всё время оглядывается, пытаясь остановиться, но ей уже надели уздечку. За ней бежит жеребёнок на тонких ножках. Он так слаб, что всё больше и больше отстает. Зухра останавливается, натягивает повод, она хочет подождать своего жеребёнка.
– Но! Пошла! – Зоотехник вспрыгнула на телегу, подстелив сено, свесив ноги в высоких грубых ботинках. – Пошла! Идёт твой малыш. Успокойся, Зухра. Поло. Но! Юра, может Крепыша положить на телегу? – Она удерживает лошадь сильной рукой крепкой тридцатилетней женщины. - Отстаёт он!
– Добежит, наш стригунок, – заверил Юра, хлопая себя: овода и слепни садились на его загорелую, шоколадную спину. – Кусают овода.
- Стригунок – это годовалый жеребёнок. Гриву ему постригут – ритуал взросления. А у этого гривка мягкая, шелковистая. Кусают!
- Лишь мумия страдает молча. Вот и кусают. Жеребёнка надо положить на телегу.
– Брыкаться начнёт тут, – смеётся весело, глядя на Иру.
- Егор, кого ты больше слушаешь?
- Тётю.
- Почему?
- Она больше говорит.
- Вторую неделю тридцать сорок градусов жары, листья кукурузы свернулись в трубочки.
- Зачем?
- Чтобы сохранить влагу.
На широкой, как двуспальная кровать, телеге помимо конюха Юры и Ирины парился Егорка. Он пойдёт в школу в Москве. Но мама ему уже прочитала  повесть «Изумруд», не всю, правда, а только то, что Куприн бы рекомендовал для детей.
Зухра то беспокойно отставала, то набегала на металлическую телегу. Ему нравились лошади, но он боялся их силы. Он так волновался, когда побежал табун. У него на шее на кожаном ремешке висел новенький фотоаппарат (подарок на день рождения). Но мальчик испугался и теперь жалел, что не щелкнул, не сделал сэлфи, когда бежал табун на него. Страх напал на него, как куча снега.
Три года назад сестра звала переехать в Москву, но она застряла на конезаводе.
На холме золотилось поле подсолнечника.
Егорка подскочил на телеге и оглянулся – над ним зубы кобылы, из пасти капает слюна и запах, как из болота. Он отшатнулся. Вскрикнув, не услышал сам себя.
Ирина взмахнула вожжами:
– Назад Зухра! Тпр-тпр-р! Ах, ты! Бессовестная! Она не укусит! Я тебе дам!
Она уздой стукнула кобылицу по морде.
- Егор, не бойся, она не тронет! Это внучка Кубика. Куда лезешь, Зухра?
 Кобыла волновалась, выдёргивая повод, тревожно громко ржала.
Зоотехник привычно сидела боком на телеге, и просторная мужская рубашка в клетку придавала ей мужественность.
– Юра, отстаёт Крепыш! Я пешком дойду с Зухрой и Крепышом.
Егор молчал, в горле, пересохшем от жары, слова застряли.
– Кумыса бы сейчас таджикского! Эх, в России места много, а привалиться негде. – И вдруг запел: – О, мой далёкий, Кай-ракум, я сын твой в изгнанье, – но восточный мотив резко оборвался, словно перерезали.
– Хомут да дуга вся недолга. – Конюх отдал вожжи Егорке, спрыгнул с телеги и стал подгонять жеребёнка сзади. – Пошёл!
Жеребёнок догнал кобылицу, она рванулась вперёд, опять нависая над телегой.
– Куда? – крикнул мальчишка, чуть не слетев на землю, держась за вожжи, как за стропы парашюта.
Лошадь рванула, телега понеслась.
– Я вам спортсмен, что ли? Парашютист? Забодай вас комар! – Юра бежит за телегой, кобылицей и жеребёнком.
– Шагом, Малыш! – Зоотехник хлестнула, и овода разлетелись. – Шагом! Егорка, придержи вожжи! Натяни! Да сам не вылети! Упрись ногами в борт телеги.
Малыш был больше Зухры в полтора раза, он давно перешёл из спортивных лошадей в производители и смирился.
– Положим его на телегу? – попросил Егорка.
– Сам дойдёт! Не переживай, пацан. – Подталкивал жеребёнка конюх. – Недаром в лошадиных силах измеряют моторы.
– Он маленький, – возразил негромко Егорка.
– Такси тут ему что ли! Вон, смотри, едет международное такси – Джип-п-п.
Навстречу ехал новый сверкающий, чёрным жемчугом, джип.
Егорка перепутал левую вожжу с правой. Понесло его на иномарку.
– Куда! – Выхватила вожжи, серо-малиновая клетчатая рубаха взмокла. – Стоять, Малыш! Стоять! Тпр-пр-р!
Директор сообразил, кто «рулит» конём, и свернул.
- Здорово! – приветствует хозяина Юрий.
Хозяин джипа стекло не опустил – пыль. Поприветствовал ладонью, как Сталин на параде.
Крепыш отстал, конюх шёл рядом с телегой, балагуря, напевая частушку:
«Я у мамы отдыхаю,
Ничего не делаю.
Только знаю, поливаю
В саду розы белые».
– Отстаёт. – Глядела на жеребёнка зоотехник. – Всё. Сейчас ляжет.
– Ирочка! Дойдёт наш стригунок, – затеял Юрий спор, словно на скачках.
Но жеребёнок остановился и лёг.
– Доедешь сам, Егорушка? – Тётя отдала вожжи племяннику, спрыгнула с телеги.
– Сам? – племянник посмотрел в карие глаза тёти любопытным лошадиным взглядом. – Доеду! Хоть напьюсь там.
– Не бойся. Главное, сам падаешь, а вожжи не выпускай!
Мальчик весело «зарулил». Оглянулся: тётя в мужской клетчатой рубахе, в брюках, как мужик, махнула ему рукой. В ней было что-то основательное, сильное, мужское, и мальчику это нравилось. Он приехал на конезавод только вчера из Москвы. Ирина согласилась оставить столичного племянника на месяц у себя в деревне.
Золотая пыльца солнца падала с неба и золотила шляпки подсолнухов, золотое поле слева от дороги сверкало, переливалось.
Только отъехал Егорка, как слышит, его зовут.
– Егор! Назад!
Услышал Егорка голос конюха и стал тянуть за одну вожжу сильнее, чем за другую. Лошадь стала разворачиваться, но мешала телега, огромная, как двуспальная кровать.
– Подавай такси! Забодай тебя комар! – шутит с прибаутками конюх.  Штаны у него с дырками, а рубаху летом он не носит. – Не бежит Крепыш, видишь, Егорка. Может, вызовем такси ему?
– Такси подано! – Подъехал Егорка.
– Сами поднимем?
– Не поднимем. – Ира засучила клетчатые рукава.
– Брыкаться будет! Играешь? – Играет черными глазами конюх. – Не довезём. И кобыла не даст положить. Поеду за мужиками.
У мальчика забрали вожжи, он спрыгнул. Старая телега задребезжала громче, понеслась к конюшне. Конюх правил стоя, когда-то он был жокеем.
Егорка остался с тётей ждать подмоги. Жеребенок ткнулся мордой в ногу женщины, словно прося у неё защиты. Егорка любил тётю за смелость, с которой она обращалась с лошадьми, за силу, в которой она не уступала мужчинам.
– Что, тень нашёл? – разговаривала с Крепышом. Тени от неё почти не было, солнце в зените, жара, как в пустыне. – Вот сфотографируешь, скажут: «Фотошоп». 
– Тётя Ира! – нажал кнопку фотоаппарата Егорка, но вдруг ему показалось, что Зухра поставила огромное копыто на ногу жеребёнка. – Тётя! Она наступит! Наступит!
– Пошла! – Зоотехник отталкивала кобылу, загорелыми полными руками упираясь в её бок.
– Пошла! Смотри, куда ставишь, Зухра! Подвинься! Они его бы загрызли в лесу!
– Кто? Волки?
– Слепни! Кровососущие! Жуть.
– Они там топтали тебя что ли? – мальчик гладил жеребёнка.
– Крепыш, ты как? – жалел мальчик, заслоняя Крепыша, глядя, расширенными зелёными глазами, как тяжело и часто дышит жеребёнок. – Пить хочешь?
Загнанный Крепыш лежал. Зухра обнюхивала его. Маленький, красивый, шоколадный, белые носочки у копыт, белая звездочка во лбу.
– Видишь, обнюхивает: её это жеребёнок или не её.
Дыхание Крепыша стало прерывистым.
– Он не умрёт? – Егорка наклонялся, заглядывая в глаза Крепышу, словно спрашивая его самого.
Ирина посмотрела на Крепыша, он дышал, как женщина при родах, ей казалось, он сейчас заплачет.
– Глаза у него зелёные… - Тётя старалась отвлечь племянника. – Чистый изумруд. Как у тебя.
У Крепыша шевелились губы и вздрагивали ноздри, он смотрел на Егорку и хотел сказать ему: «Пить! Пить!»

Вернулся Юрий с Сергеем. Его уважительно зовут дедом. Но он стариком себя не чувствует. Просто публика скандировала: «Дед! Давай! Давай!». И если бы чужая кобыла не наехала, то его Диксон пришёл бы первым.  До слёз было обидно.
– Такси подано! – насмешливо доложил дед.
– Крепыш не дышит. – Моргал глазами Егорка. – Смотрите!
– Выживет! У него 19 рёбер, не 18. Его Крепышом назвали. Читал про Крепыша-то? Знаешь, что даже внучатый племянник Льва Толстого выбирал для писателя на нашем конезаводе особого скакуна. Он искал такого жеребца, чтобы лёгкой была дорога.
Мужики подняли Крепыша, Кобыла дернулась, заржала, обдавая пеной мальчика.
– Отведи кобылу! Отведи дальше! – Сергей толкал в бок Зухру.
– Да здесь он! Здесь! – Ира уговаривала кобылу и с силой и опаской отводила её от телеги. – Успокойся, Зухра!
Кепка с головы Иры упала.
– Сколько вырезали коней! А тут за одного шуму! Было десять табунов, а вот остался один. И табунчиком не назовёшь. – Гневно стрельнул глазами дед. – Как этих не сожрали деревенщики, хуже волков?
– Так это же Крепыш – внук того Крепыша! – Зоотехник светилась гордостью за свою работу, за победы, призы, награды, которые добывают лошади для людей. – Егорка, ты не видел ещё нашего Балагура!
– После революции в семнадцатом на конезаводе ни одного коня, ни одной кобылы не оставили!
- Как в «Трёх сестрах» будем: работать, работать и работать. – Ирина вспоминала Чехова.
– А если и работы нет! - Дед горячился, от волнения дышал, как загнанная лошадь. – Всё порушили, до основанья! А деньгами коня не купишь! Коня надо вырастить. Тут! На своей земле.
– А Зухра – приз Барса в Раменском получила. Ты видел, как Крепыш играет?
– Если жеребёнок по зорям много играет – волки съедят. – Юра поймал слепня и раздавил в кулаке.
– Человек часть природы, а не хозяин, – поправила женщина.
Ехали, громыхали. На телеге пахнет сеном и потом. Всем хотелось быстрее укрыться от жары. Проехали леваду, там пара коней под старым дубом.
– На потную лошадь овод валится, забодай его комар. – Юрий передёрнул плечами.
– Крепыш болеет, кашляет.
– Кваску бы, холодненького.
– Или чарку горячего!
– Помрёшь от самогона. Не пей, козлёночком станешь. Но не конём!
– Пацан, сбей слепня!
– Оп! – мальчик ударил с размаха по жёлтому двукрылому кровожадному слепню.
Кобыла бежит рядом, глядя тревожными глазами на Крепыша. Его держат за ноги.
– Пошла!
Зухра зависла над телегой, хочет что-то сказать тем, кто едет на сене.
– Осторожно! Куда?! – Зоотехник ударила кобылицу поводом.
– Ты что машешь? Забодай тебя комар! – не стерпел Юра.
– Оводы! Присосались!
– Это слепни. Ух! Яма!
Егорка еле удержался.
– Не дышит! – изумрудно блеснули слёзы у мальчика. – Открой глаза, Крепыш. Умер? Тётя!
– Сейчас его доктор Живаго полечит, – убил слепня на чёрной загорелой руке Юра.
– Приехали! – Спрыгнул с металлической телеги дед. – Если бы был свой, на руках бы жеребёнка донёс. А они загнали, как на скачках. Не жалко. Чужой. И в революцию уничтожили, как будто кони за людей в ответе.
Въехали в конюшню.
Вдруг Крепыш рванулся, вскочил, задними ногами уперся в землю, а передними всё ещё держался за телегу, как ребёнок. Телега остановилась.
– Живой! – вскрикнул Егорка и от радости тоже слетел с телеги.
– Исключение из всех правил! – спрыгнула зоотехник. – Наш! Орловский рысак! Ему стоя аплодирует весь мир!
– Крепыш! – Мальчишка вбежал в денник. – Крепыш! Крепыш! Живой!
Зухра мирно смотрела на мальчика и жевала мелко нарезанную изумрудную траву. 
В денник заглянул дед:
- Пацан, у нас тут дуб маврикийский сохранился. Живая картины. Видел? Шишкин «На окраине дубового леса». Я писал тут. Хозяин купил, понравилась. В Москву увёз.
- Вы – художник? – удивился мальчик, он думал, что все художники живут в Москве.
- Здравствуйте, я ваша тётя! «…Лишь бы в Америку попасть, а Калифорния не за горами», да?
- Я видел там шалаш.
- Э, это мальчики построили. В войну играли.
- Вот из этого шалаша я и писал. Научись смотреть и видеть.
- А жеребёнка вы нарисовали?
- Он позировать не желает, бегает и бегает. А с фотографий я не пишу. Мне живая природа нужна, натура. Вот как тут у нас.
Подошёл Юрий с большим чайником, он смотрел на мальчика и чему-то улыбался:
– Егор, забодай тебя комар, принеси свежей водицы из колодца. Джигит голоден, а конь его должен быть сыт. Дай нам с дороги водицы напиться
Егорка радостно побежал за водой, звеня алюминиевым чайником.
- Егор, что лучше: велосипед или жеребёнок?
Но мальчишка был уже около колодца и выкручивал студёную чистую воду.
1сентября, 2025



ПЕРЛАМУТРОВЫЙ ВЕЕР

На правом берегу Лопасни с XVIII удивляет гостей парк с прудами, где в своё время жили дети и внуки Пушкина. Бывал ли сам Александр Сергеевич с Натальей в Лопасне, историки пока подтвердить не могут. Но достоверно известно, что на крыше усадебного дома была найдена рукопись Пушкина, над которой он работал целый год 1835 (с января по декабрь). Однако после гибели поэта «История Петра I» была запрещена царём Николаем I.
Удивительно то, что рукопись пролежала на чердаке в сундук до 1917 года, была обретена и передана в архивы. Рукопись не сгорела, так как сундук был окован железом, или Михаил Булгаков в «Мастере и Маргарите» указал на особую судьбу и для этой рукописи.
Старожилы к красоте парка привыкли, по выходным катаются на катамаранах, и гуляют как аристократы с собачками. Рассказывают, что в каждом пруду водились определённого вида рыбы. А чтобы быть здоровым и счастливым, надо искупаться во всех семи прудах.  Как памятник садово-паркового искусства он интересен только для приезжих.
Вот чайки летают над прудами, то крича жалобно, словно дети, то ныряя за рыбой, то зависая высоко в голубизне неба. Сладко пахнет липой. Но пчёл не видно, недалеко три дороги и, видима, пчёлы не любят перелетать через шоссе, опасно для них.
- Как вам образ в зеркале пруда? – спросила дама с необычным африканским загаром, вглядываясь в мерцание прудов.
- Перевёрнутая уточка, словно в скорлупе разбитого яйца. – Засмеялся он.
А сколько здесь прудов: шесть или восемь?
- Семь.
- Ой! Слава, скорее это оттенок сливочного масла. Наполнение слова может быть любое, но красота! Её не выскажешь словами. Живая природа сильнее.
- Смотри, Анжелика! На скамейке что-то лежит.
- Слава! Не трогайте, пожалуйста!
- Почему? – Слава разглядывал находку. Шёлк и вставки перламутровые. Сейчас так не делают. Подделка под музейный экспонат? Рёбра из слоновой кости, Шёлк в цветочках. А под цветочками надпись по-французски. К вееру, словно цепочка, была прикреплена кольцом такая же шёлковая лента, перламутрового цвета с бантом. Концы веера зубчиками раскрылись, словно хвост павлина. - Может хозяйка вернётся, как вы думаете?
- Тут мальчик утонул на свой день рождения. Может это память о нём?
- Гриша? Из «Вишнёвого сада?»?
- Вся Россия - «Вишнёвый сад».
- Он фотографом и блогером хотел стать.
- Кто?
- Гриша, мальчик из соседнего подъезда.
- Есть же кружки разные, да и так бы снимал на смартфон.
- Кружки есть, а денег нет, - усмехнулся Слава.
- Опять про деньги.
- Эхма, деньги фраера сгубили.
- Деньги любят все.
- Платное обучение его сгубило.
- Смотри, плавает кто-то.
По пруду плыла женщина, не молодая, но и не старая. Волосы у неё были зачёсаны на прямой пробор и сзади скреплены большой заколкой в виде цветка. В ушах длинные старинные серьги.
- Похожа на кого-то.
- Мария! – окликнул Слава, подходя к берегу пруда.
Купальщица приподняла плечи из воды. Три нити бус жемчуга блеснули на солнце.
 - Это твой веер?
- Этот веер подарили матери перед войной.
- Перед какой войной?
- Мама родилась в год прихода Наполеона в Россию.
Через минуту над прудом прокатился, словно шёпот волны, смех.
Вячеслав вернулся к скамейке, забрать перламутровый веер, но его на месте не оказалось. Спутница его уже спустилась по ступенькам к белой беседке. Он шёл за спутницей молча. Через пять минут он оглянулся, покрутил головой, никто не плавал, кроме уток.
Минут через десять, взойдя на пригорок Анжелика оглянулась. И вернулась.
Крик чайки пронзительный, жалостный, как плач ребенка. Вдруг заиграл гимн.
- Мне дочка звонит из Парижа, извини. Она идёт на собеседование. И всегда не уверена в себе, - Анжелика прикрыла микрофон пальцем в перламутре.
Потёртые джинсы её немного полнили и светло-серая блуза, как стог сена.
Они говорили по-французски.
Славе показалось, что они живут играючи, и, играя, живут.
Дурманил запах липы. Кряканье уток смешило, всё превращая в фарс.
Слава ждал её на скамейке около буккроссинга, он достал книгу из ящика для книг и читал.
- Я любила чтение, но сейчас очень нуждаюсь…- Подсела дама которой далеко за восемьдесят.
- А что можете порекомендовать?
- Прочтите Пушкина.
- У нас же в школе учат, что Пушкин – это наше всё.
- Всего? И роман «Перт Первый»?
- А у него есть такой роман?
- Не окончен.
- Как вас зовут?
- Тётя Маша.
- Так просто?
- Я десять лет была попечительницей библиотеки-читальни в Москве. А сейчас купить книгу не могу.
- Это ваш веер?
- Вам нравится?
- Что за вопрос! Он же с перламутром!
- Да. Настоящий китайский шёлк. Ему почти двести лет.
-  Удивительно, как долго живут вещи. Есть некоторая зависть, но она белая.
- Перламутровая?
Через минуту он наклонился, поднял небольшой бумажный чек или талон.
- Вы что-то потеряли.
- Я. Что? Где?
- Вот.
- Это входной билет в музей «Лопасня-Зачатьевское». Мы там уже были.
Но, увидев, что подходит Анжелика, тётя Маша удалилась. Она спустилась к воде и шла по самой кромочке суши, почти касаясь куги.
Но Анжелика хотела ходить, её походка была быстрой, словно куда-то опаздывала.
- Брат младший в плену уже больше года. Ничего о нём не известно.
- Мне жаль. Это тяжело – ждать в неизвестности.
- А старший собирает фены из тех, что в девяностые выдавали вместо зарплаты. И дарит. С золотой медалью кончил Бауманский.
- С золотой медалью? Уважаю!
- Победил…
- Кого?
- Наполеона. А сами себя не победил. Выпивает. Заключили сделку с самим собой, выгодную.
- Энергия счастья в победе есть.
- Великолепно!
Слава занимался боксом. Но в нём ей нравилась не масса мышц, а непредсказуемость. В этом была какая-то загадочная опасность. И это интриговало.
Она пригласила его помочь с окном, так как дождь стал пробивать щель под рамой.
По дорожке, от свадебной арки шли интересные люди. Две борзые выгуливали молодую пару.
Худая, даже тощая борзая кинулась к Нине.
- Можно? - спросила хозяйка, ещё удерживая поводок. – Вы не боитесь?
- Поглажу? – обрадованно ласкала Нина. – Какая прелесть!
- Это мальчик!
- Ка-а-кая прелесть. Борзая. Как в кино. Из времен нашествия Наполеона.
Мальчик-щенок ласково ласкался, как рыба под рукой играл, погладить и ухватить его невозможно. Вот какой породы щенка Ноздрев продавал Чичикову.
- Когда есть, что есть. А главное, лишнего избыток, то заводят собаку. А раньше Васильчиковы заводили слуг, а крестьяне – детей. Хоть бы одного раба завести.
- У меня есть Донна. Но там без этого нельзя.
- Не победили мы рабство. Оно у нас внутри. И при коммунистах расслоение было. Дети это сильно чувствовали и пошли на ельцинские баррикады.
Чайка крылом вспенила воду, распугала уток. 5
Он пришел под белой аркой с дизайном под старину, где фотографировались сегодняшние молодожёны.
- Мой отец - Кулибин. Построил дом трёхэтажный, когда ещё таких не было. А теперь я не знаю: ломать русскую печь или нет. А, может, на ней весь дом держится? Сломаю, а крыша рухнет. Кто купит, тот и пусть решает: ломать или не ломать.
- Быть или не быть? – сказал Слава грустно.
- Поможешь мне перетащить шкаф. Отдала его цыганам, а он у них у ворот валяется всю зиму и весну. Я прохожу мимо, кажется, что отец на меня сморит. Он своими руками его сделал.
Вчера они тащили на обыкновенной дачной тележке шкафик.
- Многоуважаемый шкаф… Помнишь. Раневская обнимается со шкафом.
- У меня две вишни на улице около дома. Пойдём. Я угощу своим вишнёвым вареньем.
- Мы спасаем многоуважаемый шкаф.
- А Фирса – духа дома, забыли.  Заколотили окна досками. Боялся свободы. Он не может не любить господ, как ребёнок родителей.
- У нас на Лопасни живут дачники и лимитчики. Как и предсказывал Учитель
- Репетитор. Гувернёр
- Ничего толкового или нового из дачников не выйдет. Не будет ни земледельцев, ни купцов. Дачники и лимитчики. 
И вдруг не прошло и пяти минут, опять телефонный гимн вместо звонка. Анжелика заговорила, точно во сне:
- Брата обменяли.
- Я рад. Цел?
- Цел. Говорит, полечат, и опять пойдёт. Он не контрактник. Ему нельзя не идти. Он уверяет, что страх отошёл на второй план.
Она вздохнула, он не нарушал этой минуты молчания.
- Надо закончить ремонт, чтобы его встретить. А старшему брату это не интересно. Я его вещи перенесла в сарай и накрыла.
- Накрыла – это хорошо.
- Сестра пригласила на «Щелкунчика». А в чём я пойду? У меня ремонт! Она говорит, что у неё есть платье шёлковое, в котором она ходила лет двадцать назад. Представляешь?! В её платье? Она вот такая, - показала она на блузку стога сена.
- А я вот такая, – подняла палец-мизинец.
- У тебя прекрасная фигура! Модель.
- Я в Африке соскучилась по живому человеческому голосу.
- Вот отремонтируете дом, перебирайтесь сюда.
- Я? – удивленно посмотрела на него. – У меня дом – там!
- В Африке?
- У меня большая площадь квадратов. Машина. Работа. Донна. Я там отдыхаю.
11 августа, 2025
 



БРОМ И ХИНА

Во времена монархов и рабов тягловая сила измерялась по всей Европе и на Руси лошадиными силами, вместо машин были тройки, шестёрки лошадей, запряжены они были в телеги по-крестьянски, или в кареты и упряжки по-дворянски, или по-царски - цугом. Казаки, мушкетёры и корнеты – верхом – и издалека они были похожи на кентавров.
Во времена Чехова, в провинции, в Лопасненской глубинке машина была редкостью, и до поезда из Мелехова в Лопасню писатель-врач добирался на тарантасе.
Относительно недалеко протекает Лопасня. Ехать восемь километров.
Мелехово находится в самой глубинке Чеховского округа, за рекой Лютеркой. Раньше это была Лопасня, лопасти – вёсла. Красота тут, грибники приезжали из Москвы. Антон Павлович Чехов любил смотреть, как сеет свет солнце сквозь осеннее красно-синее сито листьев в саду. Яблоки антоновские ещё кое-где висят на ветках, как птицы-зеленушки.
Полчаса дороги от Чехова, и они в Мелехово.
Тётя Аня и шестилетний Егорка приехали посмотреть заповедный музей в Мелихово.
- А лошади в Мелихово есть? – вглядывался в даль неугомонный племянник.
- Есть.
- Настоящие?
- Настоящие.
- А покататься можно?
- Думаю, можно. Для чего же ещё лошади сейчас!

Анна отпустила таксу, та от радости стала крутиться, бегать по усадьбе чеховского помещика, как щенок.
 - А это что? – Остановился Егорка.
- Таксы, - фотографировала их Анна.
Егорка тронул их. Холодные.
- Она не настоящие!
Две таксы черная и подпалая и недвижимые.  Такса обнюхивает их и думает: «Почему не пахнет?» И рядом странное что-то, круглое, с бортиками и козырьком бронзовым, и монеты медные блестят, поблескивают, словно караси.
Минут через пять подбежал мальчуган.
- Эти таксы - сувенир! - подошел подросток в желтых ботинках.
– Они настоящие!? – подбежал мальчик помладше в белом картузе и вынул «карасей», - папа рассказывал, что такса – это по-немецки барсук. Такса поймает барсука! Видите, носы у наших такс-барсуков блестят. Это мы натерли.
- Барсук - это не такса, - улыбнулась Анна.
Через минуту она открыла камеру и стала снимать для будущего фильма такс-барсуков, антоновские яблоки и мальчиков. Как интересно выглядят дети. У старшего жёлтые, как у клоуна, ботинки. И смешной большой белый картуз на маленькой голове у младшего, словно гриб дождевик.
Егор снимал тётю Аню на свой новенький смартфон. Он мечтал быть кинооператором, как его тётя.
- Каштанка у Антона Павловича – это была помесь таксы с дворняжкой, – говорил младший мальчик в белом картузе, крутясь перед камерой. - Мне дядя Ваня говорил, когда я ему «Каштанку» читал. Мой дядя Ваня в собаках разбирается!
– Картуз ненастоящий! – желтый ботинок ударился опять о козырёк, словно хотел его пододвинуть.   
- Что это? – Анна вынула из картуза камень, похожий на яблоко небольшое. Она строго посмотрела на подростка. - Что это такое? Камень?
- Это яблоко. Волшебное! Это так придумали, - подросток ухмыльнулся и тихо сказал другу: «Как актриса - в белых брюках».
- Я в четвёртом классе буду учиться, а он уже в седьмом. А ты? – мальчик в белом картузе тронул Егора за плечо.
- В первом, – Егора ещё только записали в школу, и он прихвастнул.
«Вот она - дама с собачкой», - старший шепнул младшему.
И оба засмеялись, словно в цирке. А младший даже снял картуз и поклонился.
Егор обиженно отошёл, думая, что это над ним старшие мальчишки смеются.
- Тётя, вы положите это яблоко в бронзовый картуз, - подсказывал подросток Анне. - Это символ-яблоко. Бросьте денег, как в фонтан, чтобы вернуться. Это примета такая – деньги кидать.
Младший засмеялся, взял у женщины символ и бросил в картуз. Зазвенело звонко: бронза о бронзу.
- Пожалуйста! - Анна бросила в картуз, как в бассейн, монеты. 
Четвероклассник вынул деньги и отдал семикласснику.
- Давай все! – семиклассник ткнул картуз своим тупым желтым ботинком.
- Вот! Глянь! Это не деньги! Вот это что! – показал младший мальчик ладонь.
На детской ладони лежали три маленьких доллара.
Вдруг подбежала такса - собачка дамы и стала гавкать и обнюхивать мальчиков.
- Не бойтесь, мальчики. Пойте, когда страшно. Мозг не умеет бояться и петь одновременно.
- О! Вот живая Каштанка! - свистнул старший мальчик и присел погладить собаку.
И вдруг появилась дама на шпильках и строго спросила: «Что вы тут делаете с моим символом? Почему тут камни? Ответь, пожалуйста, Бром Исаевич». 
- Это научный гид, - пояснил семиклассник. – Тридцать книг написала!
- «Талант! Талант! – процитировала гид, с любовью глядя на старшего. – Несомненный талант! Ты положительно будешь иметь успех!» А вы видели храм из ели? В1759 году освящён. А в 1896 Чехов и его пациенты построили колокольню с «зеркальным крестом, видимым за восемь вёрст». Старец Илия говорил, что если храм освящён, то это место Ангел не покидает, даже если храм разрушен. В 1994 храм сгорел, а в 1999 там, где был освящён престол, вновь из новой ели возвели такой же храм., что и триста лет назад.
- Свадьба приехала! – крикнул мальчик, и замелькали жёлтые ботинки на дорожке.
- Побежали, – вприпрыжку рванул и второй, придерживая белый картуз.
Дамы продолжали экскурсию, и Егорка следовал за ними со своим смартфоном, хотя ему хотелось бежать с мелиховскими ребятами.
- Чехов здесь построил церковь и школу. Это было маленькое государство – Лопасня. Он, как Пётр I, мудрый правитель был. У писателя была своя идеология - теория «малых дел». «Не уставайте делать добро». Это по школе вы знаете, конечно. Или не знаете?
- Восемнадцать томов Чехова прочитала, - как школьница ответила Анна. 
- Мысли становятся жизнью, - внушала гид Егору. И глядя на Анну, продолжала: - Детей формирует наше окружение. И великие мастера слова, подвижники нужны всегда. Это жизнерадостные люди иного порядка. Люди подвига, веры и ясно осознанной цели.
Научный сотрудник пошла к дому, где мемориальная доска «Мой дом, где была написана Чайка. Чехов».
Остановилась гид, с улыбкой вглядываясь в дом.
Анна подумала: «Тут свои «тёмные аллеи» в Мелиховском саду. Бунин писал о Чехове, он был младше на десять лет. Они дружили. У Толстого был свой свод правил «Мои четыре упряжки». И к Толстому в Ясную Поляну Чехов ездил как к мудрецу, к живому гению».
В Мелихово Анна почувствовала себя ученицей, девочкой-подростком на большом спектакле жизни. Такса крутилась под ногами и мешала. Она посадила собаку в сумку.
Зашли в большой дом, где жила семья. Разглядывали картины Левитана, Поленова, брата Николая, сестры Марии, иллюстрации Кукрыниксов, скульптуры Мотовилова, Аникушина, Рукавишникова. 
– Я жила здесь с детства. Вокруг такая красота была! Клумбы, фонтаны, яблони цвели! Мой папа – подвижник.
- Можно увидеть пальто Антона Павловича?
- И шляпу, и знаменитый белый картуз, рубашку и галстук-бабочку, - охотно и шутливо ответила гид. - А на письменном столе, видите, – ручка, карандаш, чернильница и пенсне. Коллекция в тридцать тысяч предметов тут у нас.
И словно только сейчас Анна вспомнила про Егора, он всё время ходил и молчал, как взрослый.
На выходе из дома лежали в плетёной корзинке яблоки.
- Возьми яблоко, мальчик, - предложила гид, удивляясь тактичности ребёнка, он не мешал взрослым говорить. – Талант слушателя у тебя!
- Я фильм снимаю об Антоше Чехонте, - важничал Егорка.
- Не бронзавейте на ходу. Антон Павлович был обычным земским врачом, а вспоминают его через сто шестьдесят лет как писателя.
- Вау! В Европе и Америке ставят Чехова чаще, чем Шекспира! - сказала Анна.
- Мир уже понял, кто гений. Антон Павлович здесь сорок два шедевра написал. Это «Дядя Ваня» и «Чайка», рассказы и повести: «Палата № 6», «Остров Сахалин», «Дом с мезонином». А в Русской Америкtдо сих пор говорят по-русски с 1867 года.
- Когда царь, его величество Александр II совершил сделку.
- А ваше любимое произведение?
- «Если учитель едет на велосипеде, то что же остаётся ученикам? Им остаётся только ходить на головах. И раз это не разрешено циркулярно, то и нельзя…», - смеялась Анна, цитируя.
- «Человек в футляре» тоже здесь написан. Приехала большая семья Чеховых весной в 1892. И сразу всем семейством принялись обустраивать усадьбу. Из мемориальных построек сейчас сохранился флигель, построенный в 1894 году.  В войну музей пострадал сильно. Мой папа на войне зрение потерял и наизусть учил рассказы. Антон Павлович писем две с половиной тысячи отсюда отправил. Вы были уже в Музее писем? Обязательно посетите, он рядом со станцией Лопасня.
- Тётя, а когда мы пойдём к лошадям?
Мы поедем в Хреновое. Их отправили в табун.
- Зачем?
- Как в лагерь отдыха.
- Чтобы скучно не было?
- У неё жеребёнок появился.
- Там он подрастёт и опять сюда вернётся?
- Вероятно.
- Когда мы поедем смотреть табун с жеребёнком?
- Скоро.
- Обещаешь?
- Обещаю.
- Ура! Ура! Ура!


     ( Продолжение рассказов в следующем номере...)