Тихий дом

Февраль в окно стучал тяжёлым инеем.
В квартире было тихо, как в пустыне,
Лишь старые часы тикали в ночи,
Храня покой, как верный щит.
.
.
По утрам – запах блинов и ягодного чая,
И твой голос: «Просыпайся, соня».
Я ворчала, прячась вновь под одеяло,
А ты смеялась и щекотала пятки.

Вечерами мы сидели на диване,
Я тебе читала о кораблях и океане,
А ты слушала, грея мою ладонь своей –
Тёплой, морщинистой, такой родной.

Я помню руки, тёплые, как лето,
И шёпот сказок в сумерках двора.
А на кухне пахнет мятым светом,
И ты пишешь что-то до позднего утра.

В феврале – всегда метель упрямая,
Снег сыплет прям до самого утра.
Ты ставила чай, а за окнами трамвай
Проходил, стуком колёс взывая.

Ты знала всё – где спрятаны конфеты,
Где мышка спит, где гнёздышко скворца.
Ты говорила: «Детство – как ракета,
Взлетишь и ты забудешь поезда».

Ты учила меня вязать петельки,
Смеялась: «Распустишь – не беда».
И я думала: всё в жизни вечно,
Раз ты со мной – не придёт беда.

И в каждый миг, что был подарен мне тобой,
Ты мне в сердце оставляла светлый след.
Я так боялась дня, когда землёю
Тебя накроет тишина и бледный свет.

И в тот раз февраль пришёл совсем другой –
Без запаха дрожжевого теста.
И без смеха твоего дом такой пустой,
И для меня в нём будто не осталось места.

В доме пахнет сушёной мятой,
Но чайник молчит, словно утратил
Причину петь. И в каждом углу –
Я и пустота. И тень на полу.

В тот вечер я впервые спать легла одна,
Подушка была мокрой и такой холодной.
.
.
.
И теперь, когда я слышу стук кастрюль,
Запах хлеба свежего, варенья из крыжовника,
Я будто снова в детстве, снова маленькая,
И ищу тебя глазами в толпе родных.
Я понимаю: смерть – не темнота,
А просто комната, в которую ты ушла,
Но
Дверь оставив приоткрытой,
Чтобы я когда-нибудь...смогла
Зайти и поговорить с тобой.