Great eyes

Т.

                Your two great eyes will slay me suddenly;
                Their beauty shakes me
                Geoffrey Chaucer*



Я бы хотел сказать, что раз
Тобою не любим, значит, не существую*.
Но боль постоянно со мной,
Выходит, что я, к сожаленью, живой.

В таком случае, что же мне делать?
Воспеть любимую превыше звёзд!
Что может прекраснее быть?!
(Чрез Песни заодно, как Полифем*,
Даст Бог - я исцелюсь!)

Раз сердце не нужно, не нужен я сам,
То, Песней приравняв тебя к Богам,
Дар Бессмертия* вручу!

Любому известно, Овидий это озвучил*:
«Если б Вене­ру свою Апел­лес не выста­вил людям —
Всё бы скры­ва­лась она в пен­ной мор­ской глу­бине!»


Моритуро 08.09.2025

* Твои великолепные глаза убьют меня скоропостижно;
  Их красота потрясает меня
                Джеффри Чосер

Джефри (Джеффри) Чосер (ок. 1340/1345, Лондон — 25 октября 1400, там же) — средневековый английский поэт, «отец английской поэзии». Один из основоположников английской национальной литературы и литературного английского языка, первым начал писать сочинения не на латыни, а на родном языке.

Его творчество называют предвосхищающим литературу английского Возрождения. Главное произведение Дж. Чосера — проникнутый реализмом стихотворный сборник новелл «Кентерберийские рассказы».

* на картинке: «Рождение Венеры», 1865г.,
Александр Кабанель (28 сентября 1823, Монпелье — 23 января 1889, Париж) — один из наиболее значительных французских художников второй половины XIX века, ключевой представитель академизма, выдающийся педагог и воспитатель целой плеяды французских художников.

* «I’m loved therefore i am»/я любим, следовательно, я существую - фраза из эссе Ханны Арендт об Одене.
[Возможно, она принадлежит Сёрену Кьеркегору]

{Близкий вариант был где-то и у меня в старых стишках:)))
из диалога мозга и сердца:
-Cogito ergo sum
-Чувствую (в значении - люблю), следовательно, живу}


Для любознательных и ленивых:

* Майкл Дрейтон (1563, Хартшил, Уорикшир — 23 декабря 1631, Лондон) — английский писатель и поэт елизаветинской эпохи; земляк и приятель Уильяма Шекспира.

Сколь многих пышных суетных особ,
Взирающих на чернь в окно кареты,
Пожрет забвенье ранее, чем гроб,
Зане в стихах красы их не воспеты.

Прими же в дар бессмертья благодать!
Сей быстрый век века лишат обличья,
И королевы станут почитать
За счастье отблеск твоего величья.

Прочтя рассказ о столь благой судьбе,
Скорбеть начнут матроны и девицы,
Что не дано им было при тебе,
Украсившей прекрасный пол, родиться.

Ты воспаришь, презрев земную ложь,
И в вечных песнях вечность обретешь.


* Овидий, «Наука любви», III
Кто непри­ме­тен — без­ве­стен; а раз­ве без­вест­ное любят?
Мно­го ли поль­зы в кра­се, если она не вид­на?
Можешь в лир­ной игре пре­взой­ти Аме­бея с Фами­ром —
400 Если не слы­шат тебя, поль­зы от это­го нет.
Если б Вене­ру свою Апел­лес не выста­вил людям —
Всё бы скры­ва­лась она в пен­ной мор­ской глу­бине.
~~~

Амебей - эпитет Посейдона.

Фамир/Фамирид - мифический древнегреч. поэт и музыкант, один из основателей музыки и поэзии.   

Апеллес, Апелл (лат. Apelles, примерно 370—306 гг. до н. э.) —
др.-греч. живописец, друг Александра Великого.
Афродита Анадиомена (др.-греч.«выныривающая, выходящая из моря») — эпитет богини Афродиты, рождающейся из морской пены и выходящей на сушу, и иконографический тип её изображения в этот момент.

Данная иконография прославилась во времена Античности благодаря несохранившейся картине Апеллеса и неоднократно повторялась мастерами последующих эпох. Варианты её названия: Афродита Анадиомена, Венера Анадиомена, Рождение Венеры, Venus Marina.

Феокрит:

Идиллия XI

КИКЛОП

Против любви никакого нет, Никий, на свете лекарства;
Нет ни в присыпках, ни в мазях, поверь мне, и малого прока.
В силах одни Пиериды помочь; но это леченье,
Людям хотя и приятно, найти его — труд не из легких.
Ты его, может, и знаешь, — ты врач, да к тому ж, мне известно,
Издавна были все Музы особо к тебе благосклонны.
Только от этого средства полегчало будто Киклопу;
Старый наш друг Полифем был в ту пору влюблен в Галатею,
Только лишь первый пушок у него на щеках появился.

10 Он выражал свою страсть не в яблоках, локонах, розах —
Вовсе лишился ума; все же прочее счел пустяками.
Стадо овечек в загон возвращалось с тех пор без призора
Часто с зеленых лугов. Собираясь воспеть Галатею,
Там, где морская трава колыхалась, усевшись, он таял —
Только лишь солнце зайдет, — страдая от раны под сердцем,
Мощной Киприды стрела ему в самую печень вонзилась.
Средство нашел он, однако; взобравшись высоко на скалы.
Вот что пропел он, свой взгляд направляя на волны морские.
«Белая ты Галатея, за что ты влюбленного гонишь?

20 Ах! Ты белей молока, молодого ягненка ты мягче,
Телочки ты горячей, виноградинки юной свежее.
Тотчас приходишь сюда, только сладкий мной сон овладеет;
Тотчас уходишь назад, только сон меня сладкий покинет.
Ты, как овечка, бежишь, что завидела серого волка.
Я же влюбился, голубка, тотчас же, как, помнишь, впервые
С матерью вместе моей захотела цветов гиацинта
Ты поискать по горам, — это я показал вам дорогу.
Видел тебя с той поры я не раз и со страстью расстаться —
Нет, не могу. А тебе будто вовсе нет дела, ей-богу.

30 Знаю я, знаю, красотка, за что ты меня избегаешь.
Верно, за то, что лицо перерезано бровью мохнатой;
Тянется прямо она, пребольшая, от уха до уха.
Верно, за глаз мой единый, быть может, за нос плосковатый.
Все же тысчонкой овечек владеть это все не мешает;
Славное я молоко попиваю домашних удоев,
Сыра хватает всегда: и летом, и осенью поздней,
Даже и лютой зимой никогда не пустуют корзины.
Кто же из здешних киклопов играет, как я, на свирели?
Все я про нас, про двоих, о, сладкое яблочко, песни

40 Позднею ночью слагаю. Одиннадцать юных оленей
С белою лункой кормлю я тебе, четырех медвежаток.
Только меня навести — сполна тебе все предоставлю.
Брось свое море! О скалы пусть плещутся синие волны!
Слаще в пещере со мной проведешь ты всю ночь до рассвета:
Лавры раскинулись там, кипарис возвышается стройный,
Плющ темнолистый там есть, со сладчайшими гроздьями лозы,
Есть и холодный родник — лесами обильная Этна
Прямо из белого снега струит этот дивный напиток.
Могут ли с этим сравниться пучины и волны морские?

50 Если же сам я тебе покажусь уж больно косматым,
Есть и дрова у меня, и горячие угли под пеплом, —
Можешь меня опалить; я тебе даже душу отдал бы,
Даже единый мой глаз, что всего мне милее на свете.
Горе, увы! С плавниками зачем меня мать не родила?
Как бы нырнул я к тебе, поцелуями руку осыпал,
Коль бы ты губ не дала! Белоснежных принес бы я лилий,
Нежных бы маков нарвал с лепестками пурпурного цвета.
Лилии в стужу цветут, а в зной распускаются маки,
Так что не мог бы, пожалуй, я все это вместе доставить.

60 Все ж, моя крошка, теперь ты увидишь, я выучусь плавать.
Эх, кабы только сюда чужеземец на лодке явился!
Сразу бы я разузнал, зачем вам в пучинах селиться.
Если б ты на берег вышла! Забыла б ты все, Галатея,
Так же, как я позабыл, здесь усевшись, про час возвращенья.
Ах, захотеть бы тебе пасти мое стадо со мною,
Вкусный заквашивать сыр, разложив сычуги по корзинам!
Мать виновата во всем, на нее я в ужасной обиде:
Разве не может она про меня тебе слово замолвить?
Видит, как день ото дня я худею и чахну все больше.

70 Ей я скажу: на висках у меня будто жилы надулись,
Также в обеих ногах; пусть страдает, когда я страдаю.
Эх ты, Киклоп, ты Киклоп! Ну, куда твои мысли умчались?
Живо корзину ступай заплети да зеленые стебли
Овцам снеси поживей — самому тебе время очнуться!
Ту подои, что под носом стоит, — не гонись за бегущей.
Право, найдешь Галатею, а может, кого и получше.
Много красоток меня зазывает на игры ночные;
Так и хихикают все, как только на зов их откликнусь;
Ясно, что в нашем краю я считаюсь не самым последним».

80 Так успокоил любовь Полифем, слагая напевы.
Стоило это дешевле, чем если б лечился за плату.