Чернильная жила

Ночь распласталась, как воронов стая на ветках,
Заснула с открытым глазом луна —
Блестит на ребре моей хрупкой тарелки
И точит молчание в дрожь и сполна.
Я не сплю — я вплываю в чернильную жилу,
Где мысли шевелятся, как угри,
Сквозь кровь мою льётся беззвучная сила,
Змеёй извиваясь у самой зари.
Здесь время, как дерево — укатано в мох,
И корни его — это мои сны.
Я вижу, как шепчется с комнатой ночь
За каждый утраченный вдох тишины.
Шторы колышутся — то ли дыханием
Мира, что прячется в щель,
То ли тенями моих ожиданий,
Что пьют меня медленно, в теле и в цель.
Мои кости — страницы с нестерпимым предисловьем,
Которое пишется кровью и мглой.
Я слушаю, как по трубе, словно слово,
Проходит сквозь гул надежды слепой.
Где ты, бессмертие, где ты, забвение?
Ночь — это родина тех, кто бежит.
Склонившись над бездной, без объяснения,
Я слышу, как внутренность мира дрожит.
Пепельный голос зовёт из подвала —
Не плачь, не дыши, не зови.
И я не зову. Моя кожа всё еще не устала
Быть стенкой между "жить" и "увы".
Я луна без орбиты, я письма без адреса,
Я отраженье, что воду не тронет.
Я — невозвращение в прошлое с завязанными глазами,
Где всё, что дышало, теперь — не живёт.
И всё же — не смерть. Лишь прощание с телом,
С его иллюзиями, страхом и сном.
Я стану туманом. Я стану пределом
Между последним "прощай" и "потом".