Один курил

А он курил,
поджигая одну папиросу, смакуя, другой,
Себя корил,
говорил, что не бросит, что воля давно уж не та.
Исчез как дым,
его стёрло, как замки упрямый смывает прибой,
И вместе с ним,
пятна черные склеились с кровью на смятых бинтах.

Иной свой шаг,
называл не иначе, как похоть, как слабость, как грех,
Он жег, как рак,
но опять возвращался и плакал в ногах у неё,
Потушен взгляд,
словно кто-то случайным движением выключил свет,
След от помад,
расклевали насытившись кровью его воронье.

Черные пятна на красном на фоне,
Почти не видны,
Белые видно, но только какой теперь прок,
И от чего-то так жалобно стонет,
Изгибом спины,
Флагшток...

Другой был пьян,
как костыль его хмель постоянно держал навесу,
Он свой изъян,
понимал, но не мог отрешиться от этих богов,
Он пролит вдруг,
как вино расплескался, под пулями в темном лесу,
Его недуг,
исцарапан был сеткой глубоких военных окоп.

А тот был бел,
не пылинки не грязи на девственно белом снегу,
Он не успел,
замараться о полы за ним семенящей судьбы,
Исчез, как пух,
загорелся и свет свой пожог не сдаваясь врагу,
И свет потух,
заглушенный надрывистым карканьем красной стрельбы.

Черные пятна на красном на фоне,
Почти не видны,
Белые видно, но только какой теперь прок,
И от чего-то так жалобно стонет,
Изгибом спины,
Флагшток...

Тот красный цвет,
заливает все краски упрямо мешая цвета,
Различий нет,
одинаково падает ниц убиенный солдат,
Пришла беда,
и идут черно-белой шеренгой ребята туда,
И никогда,
часть из них никогда, никогда не вернется назад

Черные пятна на красном на фоне,
Почти не видны,
Белые видно, но только какой теперь прок,
И от чего-то так жалобно стонет,
Изгибом спины,
Флагшток...