Бледный Кракен

     Бледный Кракен

     Декабрьское Эгейское море сурово. Вой ветра, высоченные прозрачно-синие волны, на губах пересоленые капли, на руках крупицы соли.
     Потрепанный штормом "Du Cat" бросил якорь у острова Астипалея. В бухте Аналипси. Тут мелко, грунт песчаный, якорь держит хорошо. От ветра низкий берег не укрывает, но хоть сулоя нет.
     - Хорошо. Жив. Живым всё хорошо.
     С причала Дэну помахал старый знакомый, рыбак Адонис. Кэп помахал в ответ и полез в каюту переодеться.
     Просоленое и мокро-дубовое - в пакет для стирки. Теперь перелить в ведро пресной воды из баклажки, разбавить кипятком из чайничка. И с удовольствием смыть с тела усталость и море, черпая кружечкой и обливаясь, сидя в гальюне как в деревенской бане.
     Да, потолки в катамаране низенькие, полтора метра, но этого вполне достаточно. Зато тепло и уютно.
     Ну, теперь можно и в люди.
     - Адонис, калимэра, филя! Краси, сувлаки?

     У Дэна срочные дела на Родосе. Но море разбушевалось, а между Астипалией и Родосом лежит суровая Дорога Ветра.      
     Дорога Ветра - это полоса без островов, пересекающая Эгейское, Икарийское и Фракийское поря по диогонали с северо-запада, как раз по направлению основных ветров этого района Средиземки. Тут сталкиваются Босфорское и Гибралтарское течения. Волны взлетают до небес, ветра раздуваются до штормовых за считанные часы. Место, где нужно быть максимально осторожным. Смахнет маленький катамаран как крошку со стола и забудет.
     А вот большим морским паромам Дорога Ветра не помеха.
     И потому собрал Дэн рюкзак, нарядился в цивильное и погреб на динги к берегу.
     - Давненько на паромах не катался. Дукатик, обожди тут пару дней, у Кэпа делишки.
      Привязав надувную лодку возле баркаса друга Адониса, присел на лавочку под седыми оливками. Синее небо, синее море, белые кубики греческих домиков.
     Вскоре появился и рыбак, принес из дома тарелку черных масляных оливок, кусок феты и запотевший кувшин краси.
     Давно не виделись. Года два, наверное.
     Свистели цикады, звякали традиционные греческие стаканчик, мерно журчал разговор на вполне понятной смеси русских, греческих, английских и итальянских слов. Просто используй первое, что на ум придет, и будешь понят.
    
     Ночь. Теплая, зимняя. Звездно-лунная, светлая. Дэн топает по дороге, что вьется меж холмов. Густо пахнет орегано и козами. Во тьме позванивают козьи колокольчики - самый запоминающийся звук Греции.
     Паром в Астепалию зимой заходит раз в сутки, в три часа ночи. Порт на перешейке между двумя крыльями острова, похожего на бабочку, высохшую на карте. Это довольно далеко и от Аналипси, и от Хоры, столицы острова.
     Но гулять по ночной Греции, прихлебывая краси и жуя остывший кусок сувлаки - это кайф.
 
     Час ночи, порт. Здание закрыто, никого.  Стулья таверны сложены пирамидками, обмотаны цепью и заперты на ночь.
     Дэн неподвижно сидит на массивном холодном неудобном кнехте, мучительно подбирает рифму новенького стишка и наблюдает за тайной жизнью морских тварей.
     Яркие фонари освещают причал, просвечивают до самого дна недвижимую стеклянную воду. Просто выключают воду, граница сред на глаз не определима.
     Если долго не шевелиться, морское дно вдруг оживает. Успокоенные обитатели возвращаются к прерваным приходом человека делам.
     Вон краб потащил какую-то падаль. Стайка серебристых чуларок проплыла неспешно, но бросилась врассыпную от стремительной небольшой барракуды. Осьминог вылез было из щели между блоками пирса, славно камень заклубился, но сразу же залез обратно. Маленькие черные рыбки-ласточки кружат хоровод над крабом. Скорпена переплыла с камня на камень и снова стала невидимой. Барракуда остановилась посредине, медленно поворачиваясь как магнитная стрелка компаса.
     Внезапно все спрятались. Как смахнули. Даже барракуда.
     Дэн не успел подосадовать, что неловко пошевелился и спугнул, как из моря в порт вошло чудище.
     Словно огромная метла, прутьями вперед. Бледная, бело-жуткая. То ли вплыла, то ли влетела.
     Дэн, и так не шевелившийся долгое время, теперь просто примерз к кнехту.
     Таких огромных кальмаров он не видел никогда. Метров шесть-семь, не меньше.
     Кракен в кошмарной тишине, не шевеля ни единым тентаклем, доплыл до слипа и завис между дном и ночью. Сверчки стихли.
     Потом заметил человека.
     Мгновенно стал алым. Замельтешил каскадом цветов, явно морской матерщиной. Досадовал и злился. И - АП! - стремительно исчез в темноте, даже не потревожив поверхность. Как и не было. Словно в ужасном сне.
     Звон сверчков пробился сквозь звон в ушах и гул сердца.
     Кэп долго сидел и смотрел во тьму. Шок помог подобрать рифму.

     А тут приехала первая машина, за ней еще и еще. Скоро стало людно: до парома четверть часа.
     Точно по расписанию из ночи в свет фонарей выдвинулась корма, апарель плавно опустилась на асфальт. Паром выпустил одни машины, впустил другие. Пешеходы как муравьи помельтещили и спрятались кто в паром, а кто в приехавшие за ними автомобили. Пять, десять минут - и порт снова опустел.

     Дэн сидел в уютном салоне на мягком диване и заканчивал записывать получившийся стишок. Он уже пошарил в интернете и открыл для себя новость, что на Средиземке встречаются кальмарчики и по пятнадцать метров. Вдвое больше виденного и вдвое больше его яхты. Это немного тревожило.
     Паром мягко покачивался на эгейских волнах Дороги Ветра. Где-то там, в ночи,  приближался любимый Родос.
     А перед глазами все ещё висел недвижимо Бледный Кракен.