Репортер и лжи сутенер, бандитское

Сбежавшаяся откуда-то толпа босяков обнищавших,
оборванцев и попрошаек от скуки мечтавших
потанцевать в объятьях журналисток лгавших
о том, что все понарошку, ненастоящее,
но под звездами величиной с кулак ликовавших;
узнали ее и в первой роли, и во второстепенной.
Брежнев – репортер и лжи сутенер вещает как крещенный еврей.

–  Анечка, ты мне верна, я знаю, что мир уродлив,
Анечка, ты как облако нежна, но у яблока застенчив опыт
в общении с такими эпидемиями.
Иногда я зову тебя Аннушкой, иногда я зову тебя Эмили.
–  А я зову тебя гуля, голубок, воображуля,
я халатик распахнула и тебя за галстучек потянула,
ну и что, что я не так как все пою.
Шестидесятилетний бэйби, запутавшийся в складках тюля,
коросту на сердце сковырнула и твою кровь пью, пью.
В южных городках публичные дома в темноте оседают,
на красный свет дорогу переходят, потому что зеленого не знают,
но я завью тебе листочки с лету, смуглым тебе не быть,
я тебя белее смерти поцелуями расстреляю.
В том числе я твою судьбу дальнейшую решаю…
Быть тебе на скрижали записанным как имя праведника…

Так и запишем, сутенер, путана, маленькая разница размер,
ты огромный, а я плоская и худенькая, как раз по тебе,
заходи сегодня вечером в мой вольер,
герои не плачут по львиной стрельбе
словами, неси меня как щепку над сосновыми головами.
Транссибирская скоро начинается стирка,
все сотрется в пыль, даже небо здесь
к нашей поднебесной ласке придирка.
Ты уже не стоишь и сломалась постель.
Роковая слепота и ничтожество веры,
непроницаемые лбы, хорошо тебе?
Живодер, еще скажи пенсионер.
Что тебя отвлекло от моей страницы, другое солнце рассвело?
Многоглавый зверь встречает другого зверя.

Да, другое солнце, рассвело, и тайком
он побрел с мыслью об одном –
прошлым летом мне напоминайся
нежностью, положенною в сейф,
воздухом, который не вдохнула,
рыбками, которых не спугнула
глубина, там тихие пруды
и долго поскребутся рыбки втихомолку,
но уже спустился в воду холод
и они пе/ре/ста/ют.