Жизнь

Жизнь — это унылое антрактное пространство, где журналы текут багровой смолой, а стулья грозно вгрызаются в спину, словно намереваясь растоптать каждую надежду. Даже сантехник смотрит на тебя с надменным презрением, считая свой разум превыше твоего.

Влага капает из крана — но это не вода, не звук. Это что-то вязкое и знойное, подобно ртути, что колышется под хрупким стеклом как вздутые вены.

Я жду ответов. Они приходят искривлённые и хромые, падающие на колени, облитые солёной горечью. Один из них пахнет влажными женскими волосами после затяжного дождя. Другой — ухмылкой дьявольского пса, убившего хозяина. Третий исчезает в тумане мгновений, оставляя по себе сладкую липкость сахара и ржавого железа на моих руках.

Я неподвижен. Стул вгрызается в позвоночник, пол под ногами смягчается, а лёгкие нехотя поглощают меня.

В каждой капле — формы: разбитая голубая рыбка, расколотая груша, лица, что я пытался стереть из памяти. Комната заполняется ими. Они ласкают мои лодыжки, целуют, умоляют, кусают.

Я думал, что истина должна быть прозрачной, без пятен и теней. Но она обвита внутренностями и скрывается в них — это плоть боли и вечного ожидания.

Кран смеётся — он не отступит. Он знает... Знает, что надежда — это петля, и я уже просунул шею в её холодное кольцо.

Когда падает последняя капля, я вижу её, ту, кого любил, или призрак, которого выдумал, или ту, что убил молчанием. Её глаза — из осколков звонких колокольчиков, губы капают алыми гвоздиками. Она — ответ, и я тону в нём без остатка.