Чувство на разрыв. Часть 2

ЧУВСТВО НА РАЗРЫВ
(Рассказ)

ЧАСТЬ 2

     Давно уже прослышала о беде Николая Филипповича его бывшая соседка и подружка детства, переехавшая в молодости к мужу в соседнее село, счетовод, ныне пенсионерка Фаина Васильевна.
     Вот уже пять лет, как её муж, чудом уцелевший на войне, ушёл после длительной тяжёлой болезни в мир иной. Единственная их дочь, учительница начальных классов, жила за тридевять земель от родного села и приезжала в гости к матери только летом.
     «Мыкается бедный один, да и больной уже, а к сыну не хочет перебраться: мол, и могилки тут, и дочке родной дом, приедет вот опять на каникулы...» — поговаривали о Николае Филипповиче сердобольные сельчанки.

     Встретились они случайно в райцентре, где Николай Филиппович оформлял свою пенсию.
     В город он приехал на мотоцикле «Урал». Весна выдалась ранняя, дни стояли тёплые, дороги уже подсохли, и Николай Филиппович предложил подбросить Фаину до её дома.
     Глянув на дом и двор, быстро оценил, что и где надо подремонтировать. Как раз и работа в огородах подоспела. У Фаины Васильевны огород был тоже большой.

     Много времени для повторного узнавания друг друга им не потребовалось. Понимание было с полуслова, а в деле и без слов.
     «Хороший характер у него и руки золотые», — убеждалась она.
     «Как ей дальше-то здесь одной? Был бы хоть сын поблизости или брат... — думал он. — Приглашу её к себе: вдвоём полегче будет».
     Немного поразмыслив, решили грядки делать только у него — не ездить же сюда ежедневно для полива! — а на её огороде, предварительно удобрив землю перегноем, посадить картошку.

     Нина приехала неожиданно, не застав отца дома. Очень удивилась, увидев хлопочущую на кухне незнакомую женщину, но тут же нашлась и вместо приветствия спросила не без иронии:
     — Никак новая хозяйка объявилась?
     — Да вот... обвыкаюсь, — просто ответила незнакомка. — Фаина Васильевна я. А ты Нина?
     — Вообще-то даже преподы к нам на «Вы» обращаются, — не меняя тона, ответила девушка и быстро ушла в свою комнату, закрыв за собой дверь. Включила во всю громкость радиолу.
     В комнате никаких перемен не было...
     «Не прошло и двух лет, как не стало мамы... — думала, сидя на диване, готовая расплакаться Нина. — Шустрая же эта тётка!»

     На подходе к дому Николай Филиппович понял, что приехала дочь: из окна её комнаты громко лилась песня:
     Хмуриться не надо, Лада!
     Хмуриться не надо, Лада!
     Для меня твой смех — награда, Лада!
     Но не до смеха было в доме.
     Николай Филиппович вопросительно глянул на Фаину Васильевну.
     — Дичится, — тихо ответила та. — Позвала её — не идёт.
     — Нина! — подошёл к двери дочери отец.
     Выскочила, бросилась к отцу на шею:
     — Па-а-пка!!!
     — Ну, ну... Давай выключай свою бандуру и к столу!
     Фаина Васильевна уже разливала дразнящий аппетитом борщ по тарелкам.
     Утром Нина успела лишь чаю попить. Есть очень хотелось, но она еле шевелила рукой с ложкой. Слишком всё неожиданно.
     — Как экзамены? Сдала уже? — нарушая молчание, спросил отец.
     — Нормально... — выдавила через ком в горле. — Хорошо. Последний — досрочно... Через четыре дня ехать на практику.
     «А борщ вкусный, — подумала, — но у мамы... у мамы вкуснее был!»
     И слёзы крупным градом покатились в тарелку.
     Какие слова утешения тут можно было найти?
     Немного подождав, пока дочь успокоится, отец сказал:
     — Завтра с утра пораньше я собираюсь ставить сети, а сегодня можно сходить на кладбище. Как ты?
     — Конечно, пойду! — тут же отозвалась дочь.

     День выдался погожий, солнечный. Большое сельское кладбище со старыми, почерневшими от времени деревянными крестами и более поздними железными памятниками в тени высоких берёз и разросшихся кустарников дышало лёгкой прохладой     и таинством. Лишь редкие иволги нарушали порой тишину, да шуршала под ногами трава, когда пробирались по тропинке к родным могилам.
     Могилы матери Нины, бабушек и дедушек были прибраны.
     — Ты здесь один был? — поинтересовалась дочь.
     — Вместе с Фаиной Васильевной.
     Дочь сразу насупилась, замкнулась.
     — Нина, не горячись, — помолчав, сказал отец. — Со временем всё поймёшь... Я любил маму, как никогда никого. Ни с кем не было у меня и уже точно не будет никогда таких счастливых минут, дней, какие я пережил с ней. Как сейчас перед глазами день рождения Павлика. Я притащил под окна роддома целую охапку цветущей черёмухи. Хотелось залезть на водокачку и кричать на всю округу: «У меня сын родился!» А как ждали мы тебя, как радовались твоим первым шагам! Разве это забудешь когда-нибудь?  Ради этого стоило пройти все мои фронтовые дороги со второго дня войны. И я благодарен судьбе... Маме — за вас, за её верность мне, за заботу о нас...
     Николай Филиппович опять замолчал. Глубокая тень легла на лицо ветерана-фронтовика.
     —...Но нелегко мне стало одному, а тут ещё сердце начало пошаливать...— трудно, с паузами доказал он.— И вам с Павлом разве не спокойнее будет от того, что в доме я не один, что живая душа рядом? Пожалуйста, не кипятись, наберись терпения!
     — Папа, мне... ну, не по себе мне, что чужая тётка ходит по нашему дому, прикасается к маминым вещам... Молчу о том, что она пользуется твоим вниманием.
     — Нина, она добрый, уважаемый человек. Я с малых лет её помню. И жизнь её тоже нелегка.
     А что до памятных тебе вещей, этот вопрос можно решить просто. Время, славу Богу, есть. После рыбалки сообща займёмся побелкой большой комнаты и заодно перенесём в твою всё особенно дорогое тебе. Идёт?
     Дочь кивнула и приобняла отца.
     Если бы и дальше она была такой понимающей! Если бы!..