Обречённые на любовь. Остров

Первый, кого он увидел, переступив порог мастерской, был Рэйн. Кот сидел прямо напротив входа, подобрав хвост, и всем своим видом выражая молчаливый укор.

Вошедший, мужчина с твёрдым подбородком и суровым взглядом, в котором читалась незыблемая надёжность, молча наклонился и погладил кота, который тут же подставил голову, заурчав, точно маленький моторчик. Это был их ритуал – безмолвный отчёт "пост сдал, пост принял".

Мужчина выпрямился, вдыхая воздух, наполненный знакомыми запахами художественной мастерской, и оценивая обстановку :  разбросанные смятые листы с эскизами, палитру, больше похожую на поле битвы, пустую кружку для кистей. Он был единственным, кого художник впускал в свою вселенную без предупреждения.

Тот, кто называл его своим другом, стоял у мольберта. Испачканная по локоть масляной краской рука, двигалась с лихорадочной, почти одержимой точностью. Он не обернулся на скрип двери, целиком поглощённый диалогом с холстом. Бледный, заросший щетиной, с блеском в глазах, он был похож на сбитого с огромной высоты лётчика, который даже израненный и обессиленный, всё ещё пытается взлететь.

В этот миг мужчину пронзила знакомая, тщательно подавляемая нежность, смешанная с горечью. Он знал, что нужен другу только в этот момент падения. Иногда ему самому казалось, что он – лишь плод воображения художника, удобный, молчаливый, не имеющий собственной жизни за пределами этих стен. Потому что художник мало интересовался его реальной жизнью, как будто она для него не существовала.

Ни одна мышца не дрогнула на лице мужчины. Ни сейчас, ни раньше он не позволял себе ни единого действия, которое могло бы выдать его уязвимость. Потому что понимал, что стоит ему показать свою нуждаемость, боль, человеческую слабость, и его безупречный, безжалостный друг легко переступит через их многолетнюю дружбу, о которой отзывался с теплотой во всех СМИ. Переступит точно так же, как переступал через отработанный эскиз, вереницу своих поклонников, любовниц,  и пойдёт дальше, к новым лицам и восторгам. И чтобы оставаться рядом с другом, он должен быть тем, кем он хочет его видеть. Безопасным и надёжным каменным островом, который всегда ждёт и ничего не требует взамен.

Рэйн толкнул его головой, напоминая о более простых и насущных договорённостях, и первым делом он достал из кармана пакетик с кошачьим лакомством. Раздался хруст, и Рейн на время забыл о его существовании.

Подобрав с пола листы, мужчина аккуратно сложил их стопкой на столе. Прошёл в кухню, наполнил и включил чайник. Пока вода закипала, он вернулся к художнику, всё ещё не замечающему ничего вокруг, и мягко, но твёрдо сжал его запястье, останавливая движение.

Хозяин мастерской вздрогнул и посмотрел на него отрешённым взглядом.

– Привет, сенсей. – Тихо сказал мужчина, глядя на запачканные краской руки. – Тебя ищут.

Художник перевёл на него взгляд, затянутый туманом, точно утреннее окно.

– Кто ?.. А, – он махнул кистью, брызгая краской на пол. – Ты про журналистку. Пусть ищут.

Мужчина молча достал телефон, нашёл заголовки новостей и протянул художнику. "Гений или насильник?", "Известный художник скрывается после скандала с журналисткой", "Бывшая любовница художника о его сексуальных предпочтениях", "Доминант или Сабмиссив", "Что скрывают картины маньяка". Безразлично скользнув по заголовкам взглядом, художник снова перевёл его на холст – единственную реальность, которая имела сейчас значение.

– Бред. Неужели они считают, что какая-то обычная женщина способна вывезти роман со мной ? – он пожал плечами. – Ты же знаешь, я не нападаю на всё, что движется. Напротив, я очень избирателен. Даже когда мне предлагают, я не всегда беру. Роман со мной это искусство. Для романа со мной нужно иметь смелость выйти на сцену голой перед тысячей зрителей и показать им всем средний палец. Подкатывал я к ней, ага.

Он знал. Остров знал о художнике всё, видел его разным – ослепительным и ядовитым, нежным и разрушительным. Знал и молча принимал это, как каменный остров принимает удары волн. И сейчас он понимал, что журналистка – очередной штрих в длинной череде тех, кто хотел прикоснуться к гению, к огню, и обжигался, но на этот раз скандал обрёл медийный голос.

– Верят, – односложно констатировал мужчина, убирая телефон.

– Да и пусть. Мне всё равно. У меня здесь.. – художник ткнул кистью в сторону картин и эскизов.

Мужчина не спорил. Он действовал. Взяв художника за подбородок, он повернул его лицо к свету. А потом, без лишних слов, отвёл в ванную, и, включив тёплую воду, методично начал смывать с его пальцев и ладоней краску – зелёную землю, чёрную сажу, золотую охру. Движения мужчины были неторопливыми, лишёнными суеты и какого-либо эротического подтекста, но наполненными безмолвной заботой и всё той же нежностью. Он был тем, кто всегда удержит, вынесет на берег и зашьёт раны. Рэйн, усевшись поодаль, терпеливо наблюдал за процессом.

Отмыв, насколько это было возможно, краску, они переместились на кухню. Усадив художника на стул, он достал из принесённого с собой пакета, простую еду – тёплый хлеб, масло, сыр, запечённую буженину, термос с бульоном. Соорудив высокие бутерброды, разлил по кружкам горячий чай, а отдельно для художника – бульон в глубокую чашку.

– Тебе нужно поесть, – его слова прозвучали как непреложный закон.

– Не хочу, – буркнул художник, капризно отодвигая чашку, точно избалованный ребёнок.

Мужчина не стал спорить, просто встал рядом, с чашкой в руках, и продолжал молча стоять. Минуту, три, пять. Его молчаливое присутствие было сильнее любых уговоров. В конце концов художник с раздражённым вздохом позволил себя накормить.

Рэйн, доевший своё угощение, теперь умывался в лучах заходящего солнца.

Когда с едой была покончено, мужчина взял художника под локоть, и уверенно повёл к выходу. Рэйн проводил их до двери

На улице художник заморгал, словно вампир, ослеплённый светом, и пошатнулся. Крепкая рука тут же поддержала его, не дав упасть. Остров не пытался заговорить, не читал нотаций, не требовал объяснений. Он просто шёл рядом. Его крепкая фигура была живым щитом между хрупким гением и грубым, требовательным миром.

Постепенно лёгкий ветер рассеивал туман в голове художника, и сквозь него начинали проступать привычные оттенки реальности: крики чаек, шум машин, запах моря. Он украдкой взглянул на своего друга. И впервые за много дней что-то дрогнуло в его, поглощённом собой, сердце. Не раскаяние, нет, но может быть смутное понимание, что пока существует его молчаливый остров, он не утонет.

Воображение тут же подсунуло картину: за спиной друга, на фоне заходящего солнца, в небе заходил на посадку авиалайнер. Самолёт всегда улетает. Но у этого острова есть своя, невидимая взлётная полоса, по которой к нему можно вернуться в любой момент. Вернуться, чтобы снова улететь.

Остров почувствовал это расслабление – миг возвращения, который скоро сменится отстранённостью. Он не стал вглядываться в  лицо друга, такое родное и любимое. Лишь чуть сильнее, почти незаметно, прижал его локоть к себе, и повёл  дальше, в наступающие сумерки, зная цену каждому шагу, и что скоро придётся вернуть его обратно, демонам и ангелам.

кадр назад:
http://stihi.ru/2025/09/06/3353