Колодец смерти

"Яша гадает, Яшенька
гадает", - уверяет
высохшая, рослая цыганка с единственным золотым зубом, держа коробку, до краёв набитую скрученными записками и голубым волнистым попугаем посередине. Цена таинства один рубль. Удостоверившись, что  замусоленная банкнота в руках у хозяйки,  попугай оживает и вытаскивает очередную скрижаль судьбы с нацарапанным анилиновым карандашом пророчеством "скоро ты станешь папой" или "тёща любит тебя, но боится признаться".
В десяти шагах от неё, на подступах к Привозу, цыганка потолще всучивает  прессованные цветные мелки : "Тени, девочки, тени". У её ног вскрытая упаковка с завода пищевых концентратов для убедительности, полная целлофановых пакетиков с молотой макухой. "Перец, молотый перец, на котлеты, на шашлык, тёще на язык, - агитирует цыганка, - Ай, золотой, ай, платиновый, бери перец, жена спасибо скажет".
Эти двое, как Тарапунька и Штепсель, дополняют друг друга, держа толпу в тонусе.
На пустых пивных ящиках посреди июльской жары всё от тюльки, бычков, мидий, раков до камбалы и чехони. Запах и срач незабываемые.
Через дорогу, на Чижикова Саша-мячик в инвалидной коляске продаёт блестящие мячики на резинке, увенчанные снизу и сверху зелёными и красными квадратами целлофана. Они перетянуты крепкой ниткой, как Земля меридианами, только внутри Земли магма, а внутри мячиков обычные опилки.
За мясным корпусом, ближе к Советской Армии, раздаётся характерный грохот и тянет бензиновой гарью. Вавилонской башней высится брезентовый шатёр с лестницей. У входа девица собирает плату за вход на представление "Атракцион братьев Косых. Колодец смерти."
Если ты не астматик и не представляешь интереса для карманников, то добро пожаловать в балаган.
За фруктовым пассажем молдаванин в кожаном жилете подпирает спиной огромную бочку с вином, натянув шляпу на глаза, как из фильма Серджо Леоне. В  бочке кран, рядом кружка, цена и банка с деньгами. Самообслуживание.
Кило картошки восемь копеек, арбузы по пять копеек за кило.
Здесь же самодуры на ставриду и японская леска, Жигулёвское пиво и вяленая тарань.
На углу Чижикова и проспекта Мира фарцовщики торгуют котлами. Тут тебе и Сейко, и Касио, а по случаю можно придбать каретник в золочёной оправе.
Фронтовые калеки, пристёгнутые ремнями за уцелевшие культи к тележкам, снуют то и дело среди этого балагана потных, нагруженных багажом гуманизма человеческих тел, отталкиваясь от асфальта деревянными колодками. Прохожие бросают им монеты в кружку и смущённо прибавляют шаг.
Порядком находившись, я устремляю стопы в сторону Куликова поля, оставив за спиной этот клочок земли, свёвшей на время людей, не имеющих ничего общего.