Сумеречное сознание

  Аннотация: Этот текст — не вымысел. Это реальная история, записанная со слов человека, который заглянул по ту сторону жизни. Состояние ноль на ноль, звук собственной крови, голоса хирургов во время операции и долгий путь назад. История о том, как миллиметры решают всё, а воля к жизни оказывается сильнее учебников по медицине.


  Холод. Первое, что пробилось сквозь пелену шока — осенний, сентябрьский холод влажного воздуха. Пока его выносили на носилках, он чувствовал, как он елозит по коже. И запах. Едкий, промозглый запах мокрой земли и увядшей травы.

  Всё началось с удара. Глухого, сокрушительного, в левый бок под рёбра. Тяжёлого, будто от кувалды. Не было боли — лишь нарастающая тяжесть в груди, будто внутри раскрылся чугунный зонт. Ледяной пот. И тихое, кристально ясное понимание: что-то только что сломалось.

  Он сидел на полу в ванной, прислонившись спиной к холодной стене. Видел лицо брата — собранное, без паники, но до краёв наполненное напряжением.
  "Всё будет хорошо, — сказал он, и в этих словах была не надежда, а просьба и принятие любого исхода. — В любом случае..."
Брат действовал чётко: вызывал скорую, говорил с диспетчером, пытался остановить кровь.

  Потом мир накренился. Стало трудно дышать.
  "Облей... воды", — произнёс он.
Ледяная вода ударила в лицо. Резкий шок на миг прояснил сознание. И тогда из памяти всплыл образ из детства: богатырь, поднявшийся с одра болезней и пошедший сквозь метель.
  "Надо встать", — сказал он, упираясь спиной в стену.
Это была не паника — продуктивное, почти инстинктивное желание действовать. Он сделал усилие — и рухнул обратно. Тело отказалось слушаться.

  Дорога в машине скорой. Мелькание фонарей. Первая больница. Короткая фраза: "Не к нам". Вторая. Яркий свет, голоса.
Он лежал на каталке. Время замерло. Его била циклическая дрожь: волны холода сменялись короткими передышками. Дышалось с трудом. Слабость была абсолютной.
Над ним склонился человек. Потом — острая боль в боку, чувство давления, лёгкий хлопок и… облегчение.
"Как много крови...", — прозвучал рядом чей-то спокойный голос.
И в этой точке — холодной, дрожащей — всё сошлось. Недавний разрыв с девушкой. Вылеченная язва. Долгое ожидание. Поездка не в ту больницу. Пустой коридор. Всё сложилось в ясную, осеннюю логику увядания. Он не боролся. Он принял это с тихой грустью. Ждать оставалось недолго.

Потом — последнее, что он услышал: "Отстегни руки. Переворачивай на правый бок.
И — щелчок. Не в ушах — в сознании.
Страх уступил место всеобъемлющей грусти. Он понял. Понял, что умер. И обнаружил себя в ином месте. Реальном, осязаемом. Он жил там. Целую жизнь.
Потом картина поплыла. Возникло чувство, что его задвигают в длинный ящик. Он слабо сопротивлялся. Ящик задвинули. Тишина.
В этой тишине он снова начал слышать голоса. Чувствовал призрачные манипуляции с телом.
А потом — резкая, ослепительная молния в мозгу.
И — щелчок наоборот.

Пробуждение было возвращением. Мгновенным и болезненным. Дикая, рвущая боль в груди. Он не радовался. Он просто понял: "А. Значит, я ещё здесь. Ладно. Посмотрим..."

Реанимация. Трубки, провода. Бульканье дренажа. Новая, глубокая боль от воспаления. Новая битва.
Врач попросил его покашлять, глядя на трубку.
"Молодец. Крепкое у тебя сердце", — сказал хирург после. Он констатировал факт.

А потом пришли дни за стеклом.
Реанимационная палата с большими окнами. Повернув голову, он видел сквозь стекло силуэты отца или брата, молчаливо стоявших вдалеке.
Но чаще он видел другое. Ветки голых деревьев. Осенний дождь. Падающие листья.
Эта тихая грусть за окном была точным отражением той, что была внутри. Она не была ни плохой, ни хорошей. Она просто была. Своя. Принятая.
Он смотрел на этот увядающий мир и по крупицам собирал новый смысл. Той самой грани, что отделяет боль от покоя, жизнь от смерти.

  Шрамы зажили. Но иногда, в тишине, вспоминается тот холод и та ясность на краю. И тот другой мир, прожитый за мгновение. И дни за стеклом.
Как напоминание. О том, что самое большое мужество — не в борьбе, а в принятии. И что жизнь — это не противоположность смерти, а её продолжение на этом берегу. Пока мы есть, мы продолжаем смотреть в окно. И видеть дождь.