Крестики-нолики

С чертом играли мы в крестики-нолики,
где-то в подвале, сидя на корточках,
в луже кровавой, но обесточенной,
в одних лишь сорочках, оба уморены.

Но черт выпивает стакан белого кофе,
пахнущего жженой пластмассой молитвенной,
и он, словно плетью церковной,
этим стаканом стучал по коленям моим,
накаленным уже до предела,
где хруст,
рождаемый царским забвением,
тревожащим звоном,
отражается от стен трезвучием стонов
показаний двухсот поколений бродяг и евреев,
покроенный сверху срезом от смеха,
похожим на слезы младенцев.

И сколько играем — Бог знает, лишь время,
но на часах вечно 17:09.

И тут — бар «Столица» — вывеска,
сердце в окоченелой петле руки
— тишина.

Я не был спасенным отекшими лицами,
и теперь, хватаясь за мел,
я поласкаю слюной свои руки
и рисую меченый круг,
лишнее слово глотая в ответ на дыхание.

И не уйти,
не выйти из комнаты — двери заколочены,
на полу — глазницы и стекла.
И как не хотелось,
но мне, нет, не хотелось
— мой мозг чернявыми иглами вспорот,
перекинут в сторону, на облако дыма.

И снова черт ходит с надрывом,
смотрит на меня исподлобья его глаза буерака,
учуяв мою истощенную слабость,
просвистев на забавность имя создателя,
что волоком напоминало мне телячью нежность
и свист умерщвленного соловья.

Напишет в углу букву «у»
и следом — снова ничья.