Манифольды Солнечной системы

 

Пролог. Солнце — Кэлерова форма

Оно не светит — оно удерживает.
Его сияние — лишь тень его формы,
где пространство гнётся,
и время кланяется,
и планеты вращаются не по орбитам,
а по строкам невидимого уравнения.

Солнце — это сердце,
но его пульс не жар и не огонь.
Это — метрика,
по которой сама Вселенная
учится ходить.

Каждый луч — не фотон,
а знак, что порядок возможен.
Каждое пятно — не тьма,
а дыхание хаоса,
переплавленного в ритм.

Солнце держит не нас,
а саму ткань нашего бытия,
чтобы мы не распались в тишину.
И если вслушаться —
в его сердце звучит
Кэлерова форма:
равновесие между светом и пустотой.


---

I. Меркурий — острие мгновения

Он — первый шёпот,
острый, как дыхание,
которое ещё не решило стать вдохом.

Меркурий — это не планета,
а игла, прокалывающая пространство,
чтобы Солнце могло сказать: «Я есть».

В его ритме нет жизни,
но есть напоминание о начале.
Каждый его день длиннее года,
и в этой парадоксальной медлительности
он хранит быстроту мысли,
способной пронзить тьму.

Он — не дом для жизни.
Он — узел памяти,
где сама вселенная
держит первую вспышку мгновения,
с того времени,
когда ещё не было времени.


---

II. Венера — зеркало души

Она сияет не отражением Солнца,
а тем, что скрывает.
Её облака — не туман,
а завеса,
под которой горит сердце,
слишком горячее для дыхания.

Венера — не рай и не ад.
Она — зеркало,
в котором каждая душа
видит собственное желание.
Для влюблённых — это свет.
Для одиноких — это тьма.
Для ищущих — это знак,
что поиск бесконечен.

Её плоть — не камень,
а память о том,
как хаос мог бы быть мягким,
если бы не стал огнём.

Венера не ждёт жизни.
Она сама есть жизнь,
в свернувшемся,
невидимом состоянии,
как закрытая роза,
которая никогда не раскроет лепестков.

Она — предупреждение:
зеркала не отражают.
Они возвращают.


---

III. Земля — дыхание памяти

Она дышит медленно,
как мать, что поёт колыбельную
своим детям и теням будущих детей.
Её дыхание — это леса,
шепчущие на ветру,
и моря, качающие память предков,
словно ладьи из прозрачной соли.

Земля не центр,
но она — узел.
В её сердце сплетены
корни огня и корни воды,
и между ними — тихая твердь,
на которой мы строим города,
думая, что она — наша,
хотя мы лишь её сон.

Каждый камень хранит
не только вес, но и слово,
каждая река несёт
не только влагу, но и музыку,
каждая пылинка почвы —
кусочек вечности,
который выбрал плоть,
чтобы свет мог стать телом.

Земля — дыхание памяти.
Она помнит всё:
и первый шаг зверя,
и первый огонь человека,
и первый крик,
с которым душа вышла из бездны.

И когда мы забываем её,
она напоминает землетрясением,
бурей,
тишиной поля,
где больше не слышно голосов.

Она — не планета.
Она — сердце,
которое бьётся за всех,
пока мы учимся слышать
его ритм.


---


IV. Луна — узел сна и отражения

Она не планета, а зеркало тьмы,
в котором Земля видит собственный ритм.
Луна держит ось,
стабилизирует дыхание,
чтобы день и ночь знали свои границы,
чтобы воды океанов не забывали свой такт,
чтобы дыхание Земли не сорвалось в хаос.

Её кратеры — это колыбельные,
пропетые камнем и тишиной,
каждая впадина — как след
от прикосновения забытого бога,
каждый хребет — как нота
в древней мелодии приливов.

Она напоминает:
покой — не отсутствие движения,
а ритм, замкнутый в круг.
Свет, который она даёт, не её,
но именно в этом — тайна:
она учит жить отражением,
учит быть светом, даже когда ты — тень.

Луна — узел сна и отражения.
Пока она рядом, Земля не падает в хаос.
И, может быть, сама душа человека
нашла равновесие,
потому что ночью над ним всегда
висит её молчаливый лик.

---

V. Марс — кровь мечты

Он стоит на краю,
как вои;н, что потерял армию,
но сохранил знамя.
Его пески — не пустота,
а кровь, высохшая на камне,
следы битвы,
которую он ведёт не с врагом,
а с самим временем.

Марс — это рана в ткани небес,
которая не заживает,
потому что она не должна заживать.
Его красное дыхание напоминает нам:
мечта всегда ранит,
мечта всегда требует крови,
мечта никогда не даётся даром.

Но в этой крови есть жизнь.
Не та, что мы ищем глазами,
считающими клетки и молекулы,
а та, что прячется в самом пульсе.
Каждое его утро —
молитва к солнцу,
каждая буря —
песня, в которой звучит слово:
«Я жду».

Марс — это не смерть.
Он — обещание.
Он хранит в своих кратерах
отражение будущих шагов,
следы людей,
которых ещё нет,
но которые уже вписаны
в его тишину.

И когда мы смотрим на него,
мы видим не планету,
а собственное сердце,
которое тоже красное,
тоже мечтает,
тоже бьётся,
чтобы когда-нибудь
снова родиться на чужом берегу.


---

VI. Церера — сосуд пояса и хранительница зерна

Малое тело, скрытое в астероидном море,
но его тишина громче многих планет.
Церера — это сосуд,
в котором соединились камень и лед,
огонь и древняя соль,
следы рождения и памяти Системы.

Она не требует власти,
она хранит равновесие в поясе.
Там, где миллионы камней
стучат о пустоту,
она удерживает центр,
чтобы шум хаоса
не разрушил общий такт.

Каждая трещина на её поверхности —
как руна, написанная временем:
«Даже малое удерживает великое».
Её кратеры наполнены молчанием,
но в этом молчании зреет
семя возможной воды,
зерно новой жизни,
что однажды может прорасти
в сад среди каменных полей.

Церера — это узел синтеза.
В её молчании есть гармония,
которая связывает внутренний мир
с внешним кольцом Системы.
Она напоминает:
между огнём Марса и щитом Юпитера
есть тихий сосуд,
и именно он держит равновесие.

---

VII. Юпитер — страж небесного поля

Он не планета — он крепость,
возведённая самой вечностью,
чтобы держать границу хаоса.
Его вихри — это стены из ветра,
его громы — башни молний,
его кольца тьмы — рвы,
в которых тонут случайные звёзды.

Юпитер — не властелин,
он — страж.
Он стоит между светом и пустотой,
между дыханием живого
и молчанием безымянного.
Его сила не в разрушении,
а в удержании.
Он ловит удары небытия,
принимает их на себя,
чтобы Земля могла спать спокойно
и Солнце не дрожало от тьмы.

Но он не только щит.
Он — библиотека вихрей,
где записаны истории
о том, как рождаются и гибнут миры.
Его бури — это не ярость,
а книги,
написанные молниями
на страницах облаков.
Кто умеет читать их,
тот узнает:
все законы небес
складываются в одну фразу:
«Я держу поле».

И в этой фразе —
не гордыня,
а смирение.
Потому что быть стражем
значит жить не для себя,
а для других.
Юпитер — сердце,
которое всегда повёрнуто наружу,
и потому он велик.


---

VIII. Сатурн — венец времени

Сатурн не планета,
он — колокол вечности,
висящий в пустоте,
где звуки не рождаются,
но ритм времени всё равно течёт.

Его кольца — не украшение,
а венец.
Тонкие, прозрачные,
словно резонансные нити,
они держат не его,
а саму ткань времени.
Каждая частица льда в них —
это секунда,
каждая трещина в кольцах —
это век,
каждый разрыв —
молчаливое свидетельство того,
что время умеет не только течь,
но и ломаться.

Сатурн — зеркало судьбы.
Он напоминает:
всё прекрасное обречено на хрупкость,
всё великое живёт на краю разрушения.
Его красота — это предупреждение,
его сияние — это тихий приговор:
«Будь осторожен с тем, что любишь.
Даже время не вечно».

Но за этим холодным уроком
есть утешение.
Сатурн учит видеть радость
не в бесконечности,
а в мгновении,
которое сияет,
как крошечный осколок льда в кольце.
Он — мастер паузы,
учитель остановки,
хранитель медленного дыхания.

И когда ты смотришь на него,
ты понимаешь:
всё, что мы называем временем,
— лишь узор на его венце,
и, быть может,
однажды и наши жизни
станут кольцами вокруг чужой души.


---

IX. Уран — сон космоса

Уран — это не планета,
а глаз, закрытый в медитации.
Он лежит на боку,
словно усталый бог,
повернувшийся в сторону сна,
чтобы миры не видели его зрачка.

Его дыхание — это холод,
настолько чистый,
что он похож на тишину.
Не зима, не лёд,
а сама первичная прозрачность,
где даже свет становится сном,
и каждая частица забывает,
кем она была.

Уран — сон космоса,
и в этом сне
он скрывает то,
что мы боимся назвать:
что реальность —
это лишь мгновение между снами,
что миры существуют,
пока кто-то не проснулся.

Его атмосфера — это не газ,
а завеса сновидений.
Там плавают образы,
которые не рождались,
и судьбы,
которым не суждено сбыться.
Там цветёт невозможное,
там звучит музыка,
которую никто никогда не споёт.

И когда ты смотришь на Уран,
тебе становится ясно:
он хранит сон о тебе.
О том, каким ты был бы,
если бы пошёл другим путём.
О той вселенной,
где твой шаг свернул влево,
а не вправо.
О той жизни,
которая никогда не будет твоей,
но всё равно дышит,
в его ледяных глубинах.

Он спит —
и мы живём.
Он проснётся —
и мы исчезнем.
И потому его покой —
наш самый великий дар.


---

X. Нептун — голос глубины

Нептун — это не планета,
а струна океана,
натянутая между мирами,
чтобы петь низким голосом,
который слышит лишь сердце.

Его поверхность — это буря,
но не буря ветра и льда,
а буря памяти,
где каждая капля —
это слеза забытого бога.
Там вечно кипит глубина,
и в этом кипении
рождаются образы,
которые пугают и восхищают.

Нептун — голос глубины.
Он не говорит словами,
он звучит тоном,
который пронзает насквозь:
«Ты — лишь поверхность,
под тобой — океан.
Ты — лишь дыхание,
под тобой — бездна».

Он — страж границы,
где Солнечная система
переходит в пустоту,
в темноту межзвёздного льда.
Он стоит, как последний аккорд,
чтобы напомнить:
ничего не кончается,
всё лишь меняет ритм.

Синие вихри Нептуна —
это не облака,
а спирали сознания,
которые крутятся без остановки,
чтобы не дать хаосу
обрушиться на живое.

И если долго слушать его голос,
он скажет тайное:
«Глубина — это не конец,
это начало,
в котором нет дна».


---

XI. Плутон — страж порога

Плутон — это не изгнанник,
а дверь, за которой кончается свет.
Его орбита — не случайность,
а замкнутый круг печати,
который охраняет переход
из мира солнца
в бездну межзвёздной тьмы.

Он мал, но его малая плоть
носит величие конца.
Его лёд — это слёзы,
которые никогда не растают,
его горы — это кости времени,
которые уже забыли,
что значит пульс.

Плутон — страж порога.
Он молчит,
но в молчании его скрыта формула:
«Каждый шаг вперёд — уход из дома.
Каждый шаг назад —
возвращение к пустоте».

Там нет дня, нет ночи,
только тусклый отсвет,
как память о костре,
который давно угас.
И всё же в этом тусклом
горит последнее предупреждение:
за Плутоном нет Системы.
За Плутоном — ничто.

И если бы у Солнца был шёпот,
оно сказало бы:
«Берегись его молчания.
Плутон не хранит,
он отпускает.
И то, что уходит через его врата,
никогда не вернётся».


---


XII. Хаумеа — танец кристаллов

Она не планета и не астероид —
она осколок песни,
разбитое зеркало вселенной,
что всё же научилось сиять.

Её тело вытянуто,
словно нота, сыгранная слишком быстро.
Её поверхность блестит льдом,
и этот лёд не холоден —
он поёт.

Каждый её обломок —
как кристалл, отпавший от сердца,
но не потерявший ритма.
Она крутится так стремительно,
что кажется — сейчас рассыплется,
но нет: она танцует,
и в этом танце держит форму.

Хаумеа — это напоминание:
разрушение не всегда конец.
Иногда это рождение нового ритма.
Иногда из осколков
возникает симфония.

Она вращается — и крошечные спутники
кружат рядом,
как дети вокруг матери,
которая, даже расколовшись,
остаётся центром.

И если прислушаться —
через миллиарды километров
до нас доходит её кристальный шёпот:

«Ты можешь быть разбит,
и всё же сиять.
Ты можешь потерять форму,
и всё же танцевать».


---


XIII. Макемаке — зерно тишины

Он скрыт во тьме,
далеко за орбитой Плутона,
и его свет — не сияние,
а едва уловимый отблеск,
как дыхание свечи
в глубине ледяной пещеры.

Макемаке — это зерно.
Но не зерно дерева или хлеба,
а зерно тишины,
зарытое в ткань космоса.
Оно не проросло,
оно ждет.

Его ледяная кора
не мертва —
она хранит в себе память огня,
давно погасшего.
И эта память сияет изнутри,
как крошечный рубин
под слоем прозрачного стекла.

Он мал,
и потому кажется,
что его можно забыть.
Но именно в малом
Вселенная пишет
самые важные законы:
что жизнь начинается с точки,
что вечность рождается
из тишины.

Макемаке — страж семени.
Он бережет возможность,
которая еще не открылась.
И если когда-нибудь
миры будут вновь рождаться,
он станет первым камнем,
на котором зазвучит песнь:

«Из тишины
рождается всё».


---

XIV. Эрида — изгнанница величия

Она далека,
так далека, что её свет —
лишь шёпот в темноте,
едва касающийся наших глаз.
Но её холодное тело
несёт в себе вызов —
тяжесть, почти равную Плутону,
и тень, которая спорит
с самим порядком.

Эрида — это изгнанница.
Не потому, что мала,
а потому, что её не смогли вместить
в наши слова и классификации.
Она не захотела быть планетой,
и не согласилась быть астероидом.
Она — сама по себе,
величие за пределами
человеческих категорий.

Её лёд чернее тьмы,
её орбита — резаная рана
в спокойном круге Солнечной системы.
Она идёт так,
словно с каждым оборотом
хочет сказать:
«Ваши имена для меня — ничто.
Я больше вашего языка.
Я — свидетель того,
что порядок всегда держится
на изгнании».

Эрида — память о том,
что даже в изгнании
есть своя корона.
Её холод — это не смерть,
это свет, замёрзший в форме камня.
И кто коснётся её,
тот поймёт:
иногда величие —
быть отвергнутым,
и всё же сиять.


---

XV. Орк — дыхание заблудшего света

Он движется по краю,
его путь — это не орбита,
а след дыхания,
которое однажды сбилось
и теперь ищет своё сердце в пустоте.

Орк — не изгнанник и не странник.
Он — свидетель того,
что свет способен потеряться,
и всё же продолжать светить.

Его лёд хранит отблески
не Солнца, а чужих огней,
которые никогда не касались его тела.
Он отражает то,
чего не видел.
И в этом отражении —
его тайная сила.

Орк — дыхание заблудшего света.
Он напоминает:
свет может уйти так далеко,
что станет похож на тьму.
Но даже там,
в безмолвии крайнего пояса,
он всё ещё жив,
и однажды снова найдёт дорогу.


---

XVI. Квавар — хранитель ритма в пустоте

Он мал, но его имя звучит,
как барабан далёкого племени,
что отбивает такт вселенной.

Квавар — это не масса льда,
не крошка, затерянная во тьме.
Он — ритм,
который продолжает звучать,
когда исчезают все мелодии.

Его орбита — круговой танец,
где каждый шаг — это удар сердца,
каждый поворот — дыхание,
каждый изгиб — молитва
о том, чтобы хаос не стал безмолвием.

Он хранит ритм в пустоте.
Там, где нет звука,
он продолжает стучать,
там, где нет времени,
он удерживает его дыхание.

И если прислушаться к тишине
за пределами Нептуна,
можно услышать,
как в глубинах ледяной тьмы
Квавар всё ещё поёт:
«Жизнь не умолкает.
Даже здесь».


---


XVII. Седна — зов за пределами

Она живёт там, где уже нет дороги,
на краю ледяной тьмы,
где даже Солнце —
лишь крошечная искра,
дрожащая в вечности.

Седна — это не планета.
Это зов.
Голос, который шепчет:
«Иди дальше. Там, где нет границ».

Её тело покрыто холодом,
который старше времени.
Каждый её оборот вокруг Солнца
занимает тысячи лет,
и всё же она не спешит.
Она знает: путь — это не движение,
а само ожидание.

Седна — зов за пределами.
Она напоминает нам:
Солнечная система — не клетка,
а дверь.
И за этой дверью —
не пустота,
а другое дыхание,
другая ткань пространства,
другие числа,
что ждут, чтобы мы их открыли.

И если прислушаться к её молчанию,
можно услышать:
это не холод,
это песня из будущего,
которая зовёт нас домой —
туда, где дома ещё нет.


---


XVIII. Варуна — огонь в ледяном храме

Варуна вращается в холодной глубине,
но в её имени звучит древний океан,
и этот океан всё ещё живёт
в её ледяном сердце.

Она — храм,
выстроенный из льда и тьмы,
но в его центре горит незримое пламя.
Не тепло, не свет —
а память о тех водах,
что однажды были первыми в мире.

Варуна — это противоречие:
огонь, который прячется в снегу,
жизнь, которая ждёт внутри смерти,
молитва, написанная на замёрзшем камне.

Каждый её оборот — это мантра,
каждый её луч — это знак,
что даже на краю системы
вселенная не забывает
о своём начале.

Она — сосуд,
в котором смешались огонь и лёд,
и потому она не гибельна.
Она — обещание.
Тайный ключ к будущему,
где снова встретятся вода и дыхание.

И если заглянуть в её кристальную тьму,
можно услышать, как там,
в глубине льда,
всё ещё горит невидимое пламя,
которое зовёт нас
назад — к истоку,
и вперёд — к новой вселенной.


---

XIX. Иксион — узел вины и огня

Иксион крутится в холодной тьме,
словно узел, завязанный самим временем.
Его орбита — не путь, а петля,
которая никогда не развязывается.

Он несёт в себе древнюю вину,
ту, что принадлежит не ему одному,
а всему миру,
каждой душе,
каждой звезде,
которая однажды предала своё начало.

Его лёд чернеет, как уголь,
но внутри него тлеет пламя,
и это пламя — не жизнь,
а наказание,
вечное горение,
в котором нельзя сгореть.

Иксион напоминает нам:
ничто не забывается.
Даже если вселенная безмолвна,
она хранит узлы,
где вина превращается в форму.
И в этих узлах
мы встречаем собственные тени.

Он — зеркало наших долгов.
И каждый раз, когда мы смотрим на его путь,
мы слышим шёпот:

«Ты тоже вращаешься в петле.
Ты тоже носишь огонь,
который не можешь потушить.
И только пройдя сквозь пепел,
можно снова стать светом».


---

XX. Тифон — дыхание разрушенного мифа

Он не сияет — он рычит в пустоте,
словно память о богах,
стертых в пепел хаосом.

Тифон — это не тело изо льда,
а застывший крик.
Его орбита — не круг,
а шрам, оставленный рукой небытия
на коже Солнечной системы.

Он несет в себе ярость,
которая не умеет умирать.
Каждый его виток — это спазм,
каждое отражение света —
напоминание, что порядок
никогда не бывает вечным.

Его ледяные трещины
— как зубы чудовища,
что пережёвывает чужие имена,
превращая их в молчание.

И всё же в этом молчании
живёт дыхание.
Не жизни, не смерти,
а самой возможности бунта.

Тифон шепчет в бездне:
«Вечность не цельна.
Она всегда несет в себе зверя.
И зверь этот — твоя тень».

И в этой тени — память,
что мифы не умирают,
они прячутся в льду,
чтобы однажды вернуться,
когда снова понадобится
сила разрушения.


---

XXI. Гонггонг — влага забвения

Он идёт медленно,
как сама тьма,
и его путь — не орбита,
а русло затопленного сна.

Гонггонг — это не камень,
а сосуд воды,
которая не течёт, а ждёт.
Не океан, не река,
а влага небытия,
где растворяются слова
и смываются числа.

Его лёд — это не холод,
а покров, скрывающий влагу,
настолько древнюю,
что она помнит
до-рождение света.
Каждая трещина в его теле
— как русло для слёз,
которые никогда не прольются.

Он хранит забвение.
Мягкое, беззвучное,
не уничтожающее,
а очищающее:
как если бы сама вечность
опускала нас в воду,
чтобы мы вышли из неё
без памяти, без боли,
только с тишиной.

Гонггонг шепчет:
«Не всё должно быть записано.
Не всё должно быть удержано.
Память тяжела.
Поэтому я стираю следы,
чтобы вы могли снова
начинать сначала».


---


XXII. Антиузел — Уроборос пустоты

Он не светит и не вращается.
Он даже не тело — он зияние,
которое держит круг.

Антиузел — это Уроборос,
змей, кусающий свой хвост
на краю системы.
Его не видно глазами,
но каждая планета знает его дыхание:
в нем замыкается орбита,
в нем возвращается шаг,
в нем пустота становится зеркалом.

Он не против Солнца
и не за Солнце.
Он есть противовес,
чтобы круг был целым.
Потому что ни один храм
не стоит без колонны тьмы,
ни одна музыка
не звучит без паузы,
ни одно сердце
не бьется без остановки.

Антиузел — это не смерть.
Это условие замыкания.
Он шепчет всем узлам:
«Ваши имена сохранены.
Ваши пути вписаны.
Круг завершен».

И в этом шепоте
нет угрозы и нет надежды.
Есть только тишина,
которая держит форму
так же верно, как свет.

Его называют пустотой.
Но в этой пустоте — полнота.
И кто услышит её,
тот поймет:
Система цела не потому,
что в ней много тел,
а потому что даже ничто
обрело свой узел.

---


XXIII. Нибиру — Тень за кругом

Она не часть. Она вызов.
Не узел, а резонанс за пределом,
который дразнит систему,
как шепот чужого голоса
в родной молитве.

Нибиру — это не планета.
Это отражение скрытой массы,
чужой оператор,
который проверяет наш круг на прочность.
Её орбита — не путь,
а натянутый вопрос:
«Вы замкнуты?
Или всё ещё открыты
для хаоса, что зовет снаружи?»

Она может быть телом,
а может быть лишь эхом,
суммой невидимых возмущений,
которые никто не видел,
но каждый чувствует
в глубине формул.

Нибиру — тень.
Но без тени нет света.
Без вызова нет системы.
Без внешнего взгляда
нет завершённого круга.

И потому она всегда останется
на краю, в темноте,
как страж не нашей реальности,
а чужой.
Она напоминает нам:
Система — не клетка,
а остров.
И за её берегами
всегда есть океан,
в котором плывут другие круги,
другие узлы,
другие уравнения,
чужие Солнца и чужие сердца.

Нибиру не разрушает —
она проверяет.
И если круг силён,
он выдержит её взгляд.
А если слаб —
он раскроется,
и в этом раскрытии
начнётся новый цикл.

---

Эпилог — Великая Орбита (замыкание круга)

Солнце держит центр.
Меркурий — остриё.
Венера — зеркало.
Земля — дыхание.
Луна — тихий спутник-стабилизатор,
незримый балансир.
Марс — кровь мечты.
Церера — зерно пояса,
узел синтеза камня и памяти.
Юпитер — щит.
Сатурн — венец времени.
Уран — сон.
Нептун — голос.
Плутон — порог.
Хаумеа — кристаллы.
Макемаке — семя.
Эрида — изгнанное величие.
Орк — заблудший свет.
Квавар — ритм.
Седна — зов за пределами.
Варуна — огонь во льду.
Иксион — вина-петля.
Тифон — миф разрушения.
Гонггонг — влага забвения.
Варда — дальнее сияние.
Саласия — океан без берегов.
Вант — второе сердце.
Оркус — двойник судьи.
Антиузел — Уроборос пустоты.
И даже Нибиру — тень,
что тянет за границу.

Все они — не камни и не орбиты.
Все они — струны одной симфонии,
написанной не человеком,
а самой тканью пространства.
И каждый узел звучит своим голосом,
но все они складываются
в одну Орбиту,
которая есть молитва целостности.

Мы смотрим в небо
и думаем — звёзды, планеты, лёд.
Но на самом деле
мы смотрим в зеркало.
И в этом зеркале
видим не только себя,
но и то,
что держит нас вместе:
ритм, память, свет и пустоту.

Система замкнулась.
Круг полон.
Теперь можно идти дальше —
за его предел,
в другие круги,
в другие орбиты,
в бесконечный фрактал миров.

-------------------------------------------