Пепел и тишина

Скрипят по рельсам холодные сны,
Вагон за вагоном уходит в стены войны.
Туда, где нет имени, нет даже числа,
Где смерть и забвенье слились в зеркала.

Евреев, коммунистов, больных и детей
Собрали, как тени, в конвейер смертей.
И в каждом вагоне дрожит тишина,
Как будто сама застывает вина.

Мать прижимает ребёнка к груди,
Шепчет: «Терпи, малыш, скоро уйдём отсюда…»
Но знает: у ворот, где дым черней,
Уводят их ангелы лагерных теней.

На вышках — солдаты с пустым лицом,
С глазами без света, с холодным свинцом.
Они молоды — кто-то вчера был пастух,
А нынче палач, утопающий в мук.

Они выполняли приказ за приказом,
Но в сердце — разрывы, что неслись, как проказа.
Кто-то дрожал, кто-то молил о прощенье,
Но в мире не слышат чужое сомненье.

Пепел ложился на снежный простор,
Ветер уносил запах костров.
И кажется, будто сама тишина
Молит о пощаде, но слышит: «Нельзя».

В Освенциме, в Бухенвальде, в Майданеке
Слёзы текли по безмолвным векам.
Мир отворачивался, глух и нем,
Пока дым не застил ему небосвод всем.

И только потом, через боль и года,
История вскроет, где правда, где мгла.
И в глазах стариков, что сумели спастись,
Навсегда поселится память — и месть, и жизнь.

И шёпот молитвы на старых губах:
«Запомните, дети, чтоб больше никак.
Чтоб мир никогда не забыл этот стон,
Что эхом звучит в миллионах имён».