Desperado

Пополудни слоняюсь с похмелья,
В трубку любят мне молча грустить…
Я — ответно — молчу: откровеньем
Уж пора тишину окрестить…

И такая поэтика прозы,
И такое сметенье в груди —
И глотаю я чистые слёзы
Мандальштамовской светлой тоски…

«Я вернулся в мой город…» — знакомо:
Море шепчет, и воздух тяжёл…
Я впитал всяку блажь и истому,
«Переулочки» все обошёл…

Адреса все храню на запястьях,
Помню вволю про каждый «патрон», 
Знаю чёрных монахов я ряски —
Мне в виски бьёт «особый резон»…

И трясутся на нити фонарной
Претревожные сны трубачей.
Я — наследник эпохи бездарной,
Пережёванной смертью речей…

Коль я умер, ещё не родившись,
Коль я жил, не воскреснув, лишь слыл,
Рать покойных, меня обступивших, —
Стало, вышли из милых могил…

«Час назначен» бредёт на подворье,
Бьёт в набат облоухий чудак…
Поглотило куплет междусловье,
И чертог обуял полумрак…

Се стоят и стучат — открываю:
Проходите, садитесь за стол!
По бокалам вино разливаю,
Чтоб распятье отвесть на потом… 

Разделите со мною сей вечер
И мою разделите болезнь…
Зажигаю вощинные свечи,
Распрягаю запретную весть…

Выпьем, братцы, товарищи милы!
Не пристало и вам выпивать?
Хлад терзает, гуляя по жилам,
Ничего бы мне боле не знать…

Мне б не знать фарисейского масла,
Мне б не знать круговерти чумной,
В коей я износился напрасно,
В коей пыткой мне выпал «постой»…

В коей слово речётся впустую,
В коей — вечный приют мертвецов,
В коей в смехе и в том я тоскую,
В коей — грохот стальных кандалов…

Заскучали? И право — довольно,
Лучше хриплых стишков вам спою,
Красный флаг в них лишь жаждет раздолья:
Манифесты, любя, не люблю…   
 
Пропою вам про звёздные реки, 
Про идеи бродячих шутов,
Про извечно дрожащие веки
Да про тени умерших богов…

Про младенцев с очами пустыми,
Про погоны уставших плечей,
Про стрельцов удалых холостыми,
Про сексотов, послов, палачей…

Надоело вино? Может-с, водки?
Сей ядрёно-целебный раствор
Станет жечь вам отрадою глотки —
И тогда уж пойдёт разговор…

Ну, а я — уж бутыль выжму залпом…
Не пугайтесь, коль вдруг закричу,
Ибо все мои эти «эстампы»
Прикрывают «седьмую версту»…

Сумасброд я — что верно, то верно:
Наркомат, пьянь, шельмец и поэт,
Завсегдатай кабацких инферно,
Погубивший себя в -надцать лет…

Будет! Исповедь знатно прокисла,
Да и незачем слушать мой бред —
Бред, где пляшут сплошь мнимые числа,
Бред — где явлен лукавого след…

Бред пределов, нулей и ироний,
Бред увечий, побоев, холмов,
Бред постыло-текучих апорий,
Бред в мажор улетевших стихов…

До свиданья, дражайшие гости!
Заходите почаще ко мне,
Всё же лучше, чем стыть на погосте,
Посидеть на моей стороне…

Выхожу в ранний час, в час рассвета,
Вот — есенинский мальчик бредёт,
Что-то в нём в глубине уж задето,
Что-то в нём очень вскорь уж умрёт…

Милый мальчик, не режь мою душу,
Облик твой мне до боли знаком…
Милый мой, ты ослаб от удушья,
В сём театре — пропащий актёр…

Где блуждаешь ночами — не спится?
Глушишь юности ранней прибой…
Тяжело, знаю, жить и не спиться, 
Тяжело не покончить собой…

И внутри всё рыдает, стенает…
Неужель среди нас нет живых?
И перо неустанно роняет
Про другое, другим, для других…