Пока мы боимся её свободы мы чужие себе

Мужская трагедия не в том,
что она стала сильной.
А в том,
что внутри нас — всё ещё дрожь,
когда она встаёт и говорит: «Я хочу иначе».
Мы веками строили для неё клетки —
из морали, из быта, из религии.
Но не потому что сильнее,
а потому что боялись.
Её желания, её непредсказуемости.
Способности уйти —
и не оглянуться.
Способности родить.
Способности быть.
Настоящая мужественность —
это не в том, чтобы подавить,
и не в том, чтобы уступить.
А в том, чтобы выдержать:
свободу другого —
и остаться собой.
Не паниковать,
когда она говорит: «Мне по-другому».
Не мстить,
если она уходит легко.
Не защищаться контролем,
если она становится глубже, чем ты ожидал.
И вот тогда —
она может остаться.
Не из страха.
Из любви.
Мы не знали, как остаться рядом
и не попытаться сжать.
Не знали, как не исчезнуть —
рядом с её светом.
И в этом страхе мы сдавали силу.
Становились агрессорами.
Становились удобными.
Становились «настоящими мужчинами»,
которые контролируют всё —
кроме собственного страха.
Но страх — не мужской.
Он — вирус в прошивке.
Он — наследие.
И его пора стереть.
Мужчина, не боящийся женской свободы,
не боится своей собственной.
Он не сражается.
Он создаёт.
Он предлагает глубину,
в которую можно нырять — не теряя себя.
А женщина?
Она больше не обязана выбирать
между «быть собой» и «быть любимой».
Может не играть, не прятать, не смягчать.
Может быть свободной —
и всё равно любящей.
Это не утопия.
Это взрослая любовь.
Это союз,
в котором никто не жертвует собой,
чтобы быть рядом.