Усадьба Блэквуда баллада в 3 частях 1 часть

Семейная баллада в 3 частях

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I НЕМНОГО О МОЕЙ ЮНОСТИ

С тех пор, как я из Йоркшира родного
Уехал в своенравный Ливерпуль,
Я из семьи не видел больше снова
Ни тёток, ни кузенов, ни бабуль.
Лишь маме присылал, бывало, письма,
Но та, меж тем, давно уж померла.
Писать же прочим я не видел смысла,
И знать не думал, как у них дела.
Не то чтоб я нарочно избегал их,
Но был доволен тем, что их тут нет.
А с тех времен томительных и вялых
Прошло уже семнадцать с лишним лет.

Однако же, представлюсь для начала,
А после расскажу об остальном —
Фамилия мне Блэквуд перепала,
Крещен же я под именем Джером.
Все детство проведя в фамильном доме,
В кругу семьи, прислуги и друзей,
Я ни к кому привязан не был, кроме
Собачки Джейд, отдушины моей.
И в двадцать лет, собрав свои пожитки,
Я сел на поезд с биглем и слугой
И, улыбнувшись вычурно и жидко,
Махнул отцу и мамочке рукой.

Сперва я путешествовал повсюду
И жил по разным крупным городам,
Знакомился со всяким знатным людом,
Работал помаленьку тут и там.
Затем пожил немного заграницей:
В Париже – год, в Берлине – полтора.
Когда-то даже думывал жениться,
Но так и не представилась пора.
В итоге же я в этой суматохе
Провел лет пять, а, может, даже шесть.
И вдруг решил, что было бы неплохо
Мне наконец-то где-нибудь осесть.

Поскольку вариантов было много,
Я выбирал с ответственностью всей:
В столице – шумно, в Бирмингеме – строго,
А в Йорке – куча мелочных друзей.
И вот я оказался в Ливерпуле:
Купил там винодельню и завод,
А, как меня в торговлю потянули,
Свалилось сразу множество забот.
Но я дела наладил очень ловко,
Купил усадьбу с садом и двором,
И с той поры явилась установка,
Что Ливерпуль теперь мой новый дом.

II О ЖИЗНИ, ЛЮДЯХ И БИГЛЯХ

Все годы я доволен был судьбою:
Я был богат, влиятелен и строг,
Не позволял командовать собою
И все блага себе доставить мог.
Никто мне не был муторным начальством,
Как равно и обузой на плечах;
Мне не пришлось ни слушать зубаскальства,
Ни мучиться закопанным в долгах.
С законом я всегда был осторожен,
С партнерами – серьёзен и умён,
От родственников прочно огорожен
И от гостей незваных защищён.

Лишь мой слуга мне другом был в усадьбе:
Тот самый, да, что знал меня юнцом
И, может быть, мечтал сплясать на свадьбе,
А после и узреть меня отцом.
Но я его шумихами такими
В его года тревожить не хотел:
Его нервишки были уязвимы,
А у меня и так довольно дел.
Поэтому все годы долгой службы
Он досаждал намеками на брак,
Но я всегда ценил «оковы» дружбы,
А заводил лишь рыбок и собак.

С тех пор, как Джейд в солиднейшие годы
Почила с миром, вечером во сне,
Я брал собак всегда ее породы,
И те ласкались, прыгая ко мне.
Сейчас мои любимые собаки –
Малышка Фокс и Крошка Бернадетт –
Ни разу не устраивали драки
И никогда не грызлись за обед.
Я покупал им разные подушки,
И всякий раз слуга мой мистер Бак,
Пока я биглям нежно гладил ушки,
Ворчал: «Вы избалуете их так!»

Но дело в том, что я еще ребёнком
Привык все делать так, как вижу сам:
Я каждый вторник ем рагу с цыплёнком,
На выходных – хожу по торжествам,
Раз в месяц собираю званый ужин,
Зову друзей, знакомых и коллег;
И в этом всем советчик мне не нужен, –
Такой уж я строптивый человек.
И так я жил, не зная огорчений,
Пока в один из светлых, зимних дней
Не начался без всяких объяснений
Внезапный крах идиллии моей.

III О ЗЛОСЧАСТНОМ ПИСЬМЕ

В то утро я сидел в любимом кресле,
Смотрел недавно купленный журнал –
Дурные мысли мне на ум не лезли,
И я спокойно, медленно читал.
Как вдруг ко мне явился ненароком
С подносом мистер Бак и говорит:
«Для Вас письмо». И смотрит, стоя боком.
А я уже немного с толку сбит.
«Когда пришло?» – бросаю резковато.
«Сейчас, милорд, минуты три назад, —
Ответил тот, – Взгляните там на дату».
Я взял письмо, но был совсем не рад.

«Вчерашняя! К чему такая спешка?
И что за миссис Фэлтон, черт возьми?» –
Ругался я, но горькая усмешка
Велела мне: «Читай же, не томи».
И, вскрыв письмо, я взял листок бумаги,
Исписанный компактно с двух сторон:
И всюду восклицательные знаки!
«Какой, – в уме мелькнуло, – моветон!»
Письмо моя троюродная тетка
Прислала, как позднее понял я:
Она весьма мне помнилась нечетко,
Но утверждала, будто мы семья.

Зачту письмо кусками, очень кратко.
Она писала: «Здравствуй, мой Джером!
Мой бедный муж скончался от припадка,
А прежде обанкротился притом.
Пока идут суды, мое поместье
Заложено, и жить в нем не дают.
Поэтому прошу тебя на месте
Дать мне и детям временный приют.
Надолго мы тебя не потревожим:
Всего на месяц или, может, два.
Ты человеком был всегда хорошим,
Я знаю, ты откажешь нам едва!

Отец твой тоже, помнится, когда-то
Знавал с женой период непростой.
Но мой супруг нашел им адвоката,
Чем разлучил с настигшей их бедой.
Надеюсь, и в твоем глубоком сердце
Найдется сострадание к нужде!
И ты позволишь нам с детьми пригреться,
Когда мы все заявимся к тебе.
Три дня спустя мы будем ждать снаружи.
Ах да, забыла! С нами едет Гвен:
Она моя племянница по мужу.
Будь добрым к ней. Ведь ты ее кузен».

IV О МОИХ ВОЗМУЩЕНИЯХ

Я был взбешён, признаюсь, невозможно!
И, дочитав проклятое письмо,
Подпрыгнул с кресла: «Нет, ну как так можно!
Спокойно жил – и на тебе ярмо!»
И стал ходить по комнате кругами,
Письмо отбросив ревностно на стол.
И мистер Бак спросил меня: «Что с Вами?»
«Со мной – порядок! С ними – произвол! –
Кричал в ответ я, прыгая от злости, –
Ко мне на месяц тетка въедет в дом!
Еще и всех детей потянет в гости –
Им негде жить. И все теперь верх дном!

Как будто мне хлопот по жизни мало!
Ведь что за глупость, что за ерунда:
Спасибо, хоть письмо мне написала,
А то б сперва приехала сюда!
Еще и подсластила похвалою:
«Какой ты, мол, хороший человек!»
Вот пусть приедет – я ей не открою!
Скажу, что не могу ей дать ночлег».
«Милорд, – мне мистер Бак тогда ответил, –
Нельзя же их оставить замерзать!
Неужто Вам не жаль их? Там же дети!
А Ваша тетка – трепетная мать».

«Ну, да, – сказал я, – это однозначно!
Припомнила мне случай про отца,
Когда он влез куда-то неудачно,
Что чуть не разорился до конца.
Ему тогда тюрьма еще грозила!
Но теткин муж явился и помог.
Кольнула за больное – как же мило!
Вот для чего в письме о том кусок?
А я скажу – она все просчитала:
На совесть давит, зная, что в беде!»
«Прошу, милорд, ведь комнат здесь немало», –
Упрямый мистер Бак перечил мне.

«А эта Гвен? Да кто она такая? –
Я возразил на это старику, –
Как должен я впустить ее, не зная?
Еще и быть все время начеку!
И вовсе-то она мне не кузина –
По крови так уж точно мне никто.
Я даже тетку лишь наполовину
Родней считаю, раз на то пошло».
И так я все кричал, что было мочи,
А мистер Бак студил меня, как мог,
Пока я не улегся ближе к ночи,
Устав, как лошадь, и не чуя ног.

V О МЕРАХ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ

Наутро я проснулся очень бодрым,
Но, вспомнив о вчерашних новостях,
Сердито брякнул: «Мы еще посмотрим!»
И стал ходить по залу второпях.
Сперва, конечно, съел горячий завтрак,
Попил любимый кофе с молоком
И рассудил – примерно послезавтра
Мне нужно защитить свой бедный дом!
Поскольку мистер Бак ужасно вредный,
Он впустит их, не слушая меня.
А, так как я всю жизнь свою бездетный,
Мой дом того не выдержит и дня!

И я вскочил с дивана поскорее
И подбежал к буфетам и шкафам,
Поднял на полку выше все трофеи,
Чтоб дети не смогли достать их там;
Туда же положил и статуэтки,
Пихнул бумаги в ящик под замок.
Как знать куда залезут семилетки?
Хоть, сколько им, сказать пока не мог.
А вдруг им десять? Так они повыше!
Везде пролезут, все разворошат!
Но не могу ж я все хранить на крыше, –
Придется прятать вещи наугад!

Затем я вздрогнул: «Господи, собаки!
А если дети вырвут им хвосты!
А весь мой сад! Ведь глупые кривляки
Еще затопчут зимние кусты!»
И я кругом метался, то и дело,
Не зная, что мне первым уберечь,
Убрал со стен трофейный лук и стрелы,
А мистер Бак отнес семейный меч.
Но тотчас что-то новое всплывало:
Я вспомнил про коллекцию вина,
Велел убрать подальше все бокалы,
Но так и не расслабился сполна.

Мой ум кипел, боясь о неизбежном,
И миссис Фэлтон, что была чужой,
С ее ко мне приездом столь поспешным
Я ненавидел всей своей душой.
За эти дни тревожных ожиданий,
Что начались с дурацкого письма,
Мне показалось, после всех метаний
Еще до встречи я сойду с ума.
Но мне служила слабым утешеньем
Надежда, что детей не больше двух,
А Гвен не обладает самомненьем,
И я смогу ворчать об этом вслух.

VI О НЕИЗБЕЖНОМ

Но вот настал ужасный день расплаты!
Не выспавшись, я с самого утра
Считал людей, что были виноваты,
Что на меня обрушилась хандра:
Сперва обхаял теткиного мужа –
За то, что помер, деньги задолжав;
Затем отца за то, что был с ним дружен
И был тогда с аферами неправ;
Конечно же, сполна досталось тетке
И детям, что испортят мне весь дом,
И только к Гвен укоры были кротки,
Хоть я и злился, думая о том.

К приезду тетки было все готово:
Постели, гостевая и обед, –
Ведь мистер Бак все делал образцово,
Прекрасно соблюдая этикет.
Обычно это было мне приятно,
Обычно – но, увы, не в этот раз:
Я был не в духе и устал изрядно,
И ничего не радовало глаз.
А мистер Бак не знал мою тревогу,
И, серебро до блеска натерев,
Под нос мурлыкал песню всю дорогу,
И этим лишь усиливал мой гнев.

Но вот они подъехали к усадьбе –
Их кэб стоял под окнами почти,
А я все думал: «Как их отослать бы?»
И все же мне пришлось к ним подойти.
Сперва из кэба вышла миссис Фэлтон,
Она была чуть старше, чем я сам!
А в это время их наёмный кэбмен
Достал их вещи, бросив по местам.
Затем полезли маленькие дети:
Один... второй... и третий, черт возьми!
Но тут внезапно с ними вышла леди, —
И я забыл про тетушку с детьми.

«Мисс Гвен, должно быть», – выдал я невнятно,
Пока кругом царила суета.
«А Вы тот самый Блэквуд, вероятно», –
Та улыбнулась. Я ответил: «Да».
Но тут меня задели чемоданом,
Приезжий кэбмен бросил мне: «Пардон!»
А я стоял безмолвным истуканом,
И мимо дети шли со всех сторон.
Тогда мисс Гвен взяла по сумке в руки
И, как и все, пошла ко мне домой.
За нами шли мои другие слуги –
Нагруженной одеждами толпой.