О флейтах и ноктюрнах через сто лет

Раздвинув кроткость, лезет семя,
рождая всё из ничего,
стучат часы, сгрызая время,
ломая зубы об него,

сидят, как прежде, бюрократы,
смеются девки за окном...
Всё это было же когда-то,
сто лет - не так и уж и давно.

Незахороненный скиталец
сто лет лежит перед Кремлём,
сто лет торчит, как средний палец,
семиэтажный Моссельпром.

Как много лет стремятся люди
на свой "Зачем" найти ответ,
его искать мы тоже будем,
но, только нет у нас ста лет,

поскольку мчит, в броню одетый,
наш паровоз на всех парах...
Лишь музыканты и поэты -
бродяги в призрачных мирах,

штурмуя вброд асфальта дюны,
в прохожих густо сеют смех,
но, только им послушны струны,
что слезы вызовут у всех,

но, только им бывает грустно
всегда средь пира на крови,
и только им подвластны чувства
надежды, веры и любви.

Бычок погасший бросив в урну,
слюной меж пальцев затушив,
они играют в ночь ноктюрны
на флейте стонущей души.