XXVI... коль предками у вас сплошь были мавры...

     Предыдущий фрагмент из 2-го тома романа «Миледи и все, все, все»
      «XXV. Граф похоть осуждал, но лишь отчасти»
        http://stihi.ru/2025/08/30/7017)

– Вальяжны и горды. Ну что за баре!
   Как будто в их гордыне  –  жизни   суть! –
приезжий парижан не чтил ничуть. –
    Брать в сутолоке что-то, но в запаре –
   в сознании от шума будто муть!
   На площади столичной, на базаре
   легко в людской толкучке утонуть.
– Толкаются, спешат, как при пожаре! –
смуглянка завелась. – В толпе зажмали,
    да так, что мне ни охнуть, ни вздохнуть!
– Наш город – Вавилон почти, но малый, –
ответил бледный муж, но рыжий – жуть!

Париж – град социальных аномалий?
Кого бы погрозней в Париже пнуть!
Роскошна ли тут публика,    скромна    ли,
по делу, по безделью держит путь,
лохмотья ли на людях,    бахрома    ли –
в Париже вид не главное отнюдь.
Тут лишь бы Души в    пятках    не «хромали».
Дельцы, что жизнь и честь свои спасли
в Париже – сплошь    провинции    послы…

В хао'се человеческой морали
где на бытьё точили зуб ослы,
ничтожно было мало тех, кто врали,
а может, даже    Истину   пасли:
История вперёд, мол, по спирали
веками развивается, о чём
начать бы спорить надо горячо…
            .             .             .
Взлететь бы вверх! Но можно и пониже –
до планки начинающих актрис.
Не всякий дворянин, что жил в Париже,
был счастлив  службой в нём обзавестись.
Проживший век  не думал о престиже.
Но хуже тем, кто моложав и скис
до уровня, где б ниже стать и тише,
но только бы не чахнуть от тоски…

Влюбляясь в жизнь, отдашься всем заботам…
Хотя ещё девиз «Один за всех
и все за одного» тут не заболтан,
не всем даны права на корм, ночлег…

Лимит молитв по кругу не налётан
и город по грехам похож на Лондон –
несносен перегруз земных забот,
но всех  страстей запретный плод  обглодан.
Земной  ли любит всяка особь  гнёт?..

Не то чтоб тут смешение народов
назвали вавилонским, но… сойдёт…
Тут тьма простонародья, блеск господ
и вечен спор зануд и сумасбродов.

Жестокость нравов, словно Бога нет.
На поприще красавцев и уродов
судья третейский – каждый оглоед.
Контрастный город нищих и карет.

В нём больше, чем обычно, антиподов.
Столичным быть ему без срока лет.
В нём счастье ищут с нескольких заходов,
при этом успевая околеть.
Но численность растёт в нём из-за родов.
В нём нет святых и мало доброхотов –
таких, о ком захочется скорбеть.

Он – город живоглотов, звездочётов,
всех, кем земная славна круговерть.
Враги его зовут с приставкой «чёртов».
И малых, и больших он ловит в сеть.

Он – лидер средь клоак, а не курортов.
Зовут его Парижем, чтоб… воспеть.
В Париже тьма… для дураков рекордов.
Как выбрать свой бы и не охренеть?
Немногим жить дано в покое гордом.
Споткнувшиеся прячут с горя гонор?
Была ль почётна жизнь по догме? Нет.

Всем страждущим достичь бы вскоре тронов:
кто сходу жаждал  Лувра  коридоров
и собственною  славой  прогреметь,
кто бредил накопленьем луидоров,
а кто начать   разбой   готов посметь…

Париж кошмарней слухов, сплетен, вздоров.
Рог изобилья? Нет. Сундук Пандоры.
Попробуй тут хоть в чём не укоснеть.
Тут лезут без патента в мародёры,
и ждёт патент на собственную смерть.

На мельнице недремлющих фрондёров
рассыплется песком любая твердь.
Любого из прибывших волонтёров
Париж мог обогреть, но мог и взгреть.

Способен был тихонь и горлодёров
за так озолотить, убить за медь…
На шляпах перья – гордость «полотёров».
Не всем их подфартило заиметь,
но модники с замашками бретёров
мели пол пред собою и за треть
обещанных им благ за разговором…
Париж – нутра попробуй не заметь –
сведёт с убийцей, адским страхом, вором.

Париж, коль за нутро его задеть,
ругнёй из тупиков, из окон воем
не даст ушам напрасно розоветь…
Пока катился в ад не под конвоем,

пока не примешалась кровь к соплям,
в Париже мыслил всяк себя героем,
а коль уж он в строю любом упрям –
его мы лишь  сочувствием  прикроем…
Не то чтобы  цунами  по морям
прошло, грозя… скорей уж пчёлы роем…

Строй неуравновешенных дворян
предстал пред столь же разозлённым строем.
Взбрыкнут… оголодают – будет втрое
работы докторам и поварам.
Ужель кровавый  (до  смерти порою)
спор злых дворян не опротивел вам?
Права качать горазды тигры львам.

Гвардейцы – бесшабашная орава.
Гвардейцы не боятся крови? Браво!
Но шпага, к сожаленью, не игла…
Гвардейцев на драчливость проверяла
фортуна по лимиту. Берегла?

От перебранок толку профи мало:
друг другу впору   кровь   пустить со зла…
Привычно от начала до финала
(до драки после кратких ля-ля-ля)
взирали на гвардейцев кардинала
дворцовые гвардейцы короля
с колючею усмешкой. По ролям,

назло своим «врагам» (всегда незваным),
разыгран ритуал был каждой свары,
и даже в пресловутый день сурка
все жаждали урвать скандальной славы.

Картаво  нарочито  и гнусаво
дразнили мушкетёры свысока
соперников, чтоб вытрясти с них сало,
чтоб зубы посчитать им и бока.

Скучать вне службы вовсе не пристало
дворянам независимо от сана.
Конечно, жизнь дворян без кабака
с дуэлью – нонсенс!  Впрочем, лишь пока…

Рад женской красоте и всяким гейшам,
прелат возвёл Закон на пьедестал.
К задирам, и, причём, наинаглейшим,
жесток был Ришелье и жёстче  стал.
Проблема для министра непроста,
неважно,  грешен  сам он иль безгрешен.
Поток смертей, увечий был безбрежен
(в дуэлях бьют не ради ведь Христа).
А чтоб министра, коль в делах небрежен,
за это бы король не отхлестал,
министру нужно твёрдым быть, как сталь.
Запреты на дуэли – мощный стержень,
которым алый герцог целил вдаль…
К дуэлям охладели все едва ль.
На бой, как из-за острова на стрежень…

Пускать же в ход клинки старались реже:
не то чтобы им  жизни  дороги,
но над запретом  (на дуэли)  свежим
смеялись очень  редкие  невежи.
Прелат бы крепче спал, не напряги
запретом он   своих   же. Люди ж  те  же:
заклятые друзья сплошь да враги…
Коль выжил, до  трактира  добеги!
Ха-ха после дуэлей да хи-хи.
А шеф их всех… и в хвост и в  гриву  пежил.
Кто в жизни на коне был, тех он спешил…

Гвардейцы кардинала – петухи
задиристые!  Зёрна (без трухи)
сплошь истины найти зря тщились в сваре.
Портос съязвил:   – Блефуют    байструки
   своею дутой   значимостью.   Твари!
   Вдыхайте, трусы, про запас духи
   подштанников с   дерьмом   своим в отвале!
– Эй, прихвостни дворцовые! Не  вам   ли,
   коль предками у вас сплошь были мавры,
   притом, что сплошь овечьи пастухи,
   пред овцами замаливать грехи?!
   Коль вас не отличить, как хрен от редьки,
   у вас, выходит, были без брехни
   соития с   овечками   нередки.
   Да мимо вас и   мышь   не прошмыгни!
   Годится вам и прорезь в табуретке!
   Но мимо вас и   бабка   не шагни,
   влекут вас и девчушки-пятилетки,
   не только   формозрелые   субретки!
   На вас, уродах, Бог поставил метки!
   В роду у вас сплошь грешные шаги
    овечий подтверждает ваш архив! –
кричали мушкетёрам их враги. –
    Хоть были   исключения   нередки
   и баб в роду   сочтём   всё ж по векам,
   прабабки ваши точно не субретки:
   ваш пращур их не   лавливал   в аркан.
   Овец своих трусливо ваши предки,
   с земли руками жравшие объедки,
   скормили опрометчиво волкам!
   Скажите же спасибо их клыкам,
   не то б детей рожали трусам овцы!
   А так… нашлись средь женщин добровольцы,
   что в жёны им пошли взамен овец.
   Теперь любой задрипанный малец
   способен вас, потомки-миротворцы,
   вас, стриженных ягнят, драть против ворса,
   хоть вы на вид со шкаф величиной!
   Эй,  как  вас… мушкетёры!  Для чего
   вам ваши шпаги?  Разве что для форса!
    Мол, входит в атрибуты миротворца.
– А для чего вам  орган  речевой?
   Лишь для второй перделки?  Выше торса?
    Перденья смысл со  страхом  сопряжён, –
ответною издёвкою Портоса
был злобный ряд насмешников взбешён.
– Без шпаг вам жить несладко, как без жён!
   А ты, Портос, об ножны бы потёрся
    и в ножны засадил свой корнишон!

Злословцу вторил новоиспеченный
приятель-подражатель – злом сплочённый,
поддержит подхалимски каждый чох:
– Так делал он не   раз,  умалишённый!
   Он – просто недоразвитый бычок!
Портос захохотал: – Мой кабачок
   не влезет! А у вас – впрямь корнишоны!
   Мерси вам скажут   мыши,  а не жёны!..
– Мне кажется, что я – окорочок
   на вертел раскалённый водружённый.
    Как будто кто жжёт  взором  горячо, –
скосил гвардеец в сторону зрачок. –
    А кто это там в рясе? Эй, сморчок!
   Прожги мне плешь! Хожу без проку жжёный…
   Кареты нет – вскочить на облучок?
   Замри, коль   засветился,   шпик позорный!
   Ползи-ка к нам, коль ты не прокажённый!
   Не прячься, как за печкою сверчок!
   Глазами против нас вооружённый,
   следить за нами ты не новичок?
   Отслеживаешь каждый шаг и чох?..
   Коль ты шпион, то день настал твой чёрный!
   Мой палец лёг на спусковой крючок,
   навек с моей   удачей   обручённый...

         (продолжение в http://stihi.ru/2025/09/03/6281)