Подстрочник

Stone, le monde est stone,
je cherche le soleil au milieu de la nuit.
Starmania

Камень, мир – это камень,
я солнце ищу в середине ночи.
Стармания


В этом городе, где даже дворняга ревнует струю к столбу,
я так и не научился дышать полной грудью,
ибо недоверие душит сильнее, чем сернистый ангидрид.
Я так и не научился улыбаться человеку,
который смотрит сквозь тебя и видит прошлое
или несчастливое будущее.
Окружённый людьми с серыми мыслями
и, как следствие, с серыми глазами,
я сам становлюсь оциникован от коррозии позитива. И верить в счастье
начинаешь только на страницах романа позапрошлого века.

В этом городе всё сводится к разочарованию:
долгожданный звонок, скрип расшатанного дивана,
финальная фраза пьесы, не говоря уже о собственном отражении.
Живущий здесь начинает комплексовать не по поводу своих недостатков,
но по поводу достоинств, ибо в этом городе многочисленные умения
приветствуются лишь на стадии младенчества.

Кстати, о детях. Вопреки логике, детьми
здесь всё заканчивается, а не начинается.
Детей тут слишком часто обманывают и предают,
ставя крест на следующем полувеке, но сначала – на самих себе.

В этом городе любить – прекрасно,
пока тебя не полюбят в ответ.
Здесь настоящие чувства обладают разрушительной силой
вне зависимости от их качества. И, даже в лучшем случае,
ты можешь покончить с собой от радости.

Когда же тебе изменяют, не важно, где –
в мыслях или в чужой квартире –
начинает тошнить и кружиться голова,
словно ты залетел и теперь ждёшь чудовище.
И аборт невозможен.
В конце концов, такой финал настигает любого;
тот, кто изменяет, остаётся предательски верен одному себе.

В этом городе люди, между хорошим и лучшим,
выбирают хорошее, не оставляя себе надежды на лучшее.
Осуществление мечты пугает сильнее,
чем перспектива не мечтать вообще.
Я так и не научился понимать этих людей,
так и не разучившись мечтать.

В этом городе всё подвержено возврату,
всё повторяется с определённой амплитудой
так, что со скрипом, но можно предсказывать будущее.
Однако в этом есть некая монотонность,
поэтому, чтобы было интереснее жить,
тому, что с тобой произойдёт завтра,
пытаешься не удивляться уже вчера.

В этом городе планируют жизнь на много лет вперёд,
даже если знают, что умрут через день.
Здесь смысл жизни видят в том,
чтобы не быть похожими ни на кого.
С этой философией идут против течения,
не ведая, что, чем сильнее встречный поток,
тем быстрее смываются собственные черты.

В этом городе, кроме прочих, живут вампиры, сволочи и неудачники.
И, хотя больше всего опасаешься третьих,
так как они могут стать и первыми, и вторыми,
всё равно душа тянется их пожалеть,
но жалость – плохое чувство по отношению к тем,
кто не любит его испытывать.

Здесь тебя везде найдёт ложь.
В ответ на неё ты солжёшь сам,
но это уже будет таким избитым,
таким заезженным приёмом, что вызовет отвращение:
у тебя и у других. И выбор
между обжигающей правдой и нестерпимой ложью
падает на молчание.

В этом городе всегда есть, в ком разочароваться
и есть, кому разочароваться в тебе.
Враги, друзья и, наконец, любовники
так незаметно переходят друг в друга,
что отличаешь только мужские лица от женских.
Понимание того, что ты друг, приходит,
когда знаешь слишком мало для врага,
но чувствуешь слишком много для любовника,
понимание того, что ты  враг –
когда уже успел побывать и любовником, и другом.

Кажется, я приехал в этот город издалека.
Город, где делают облака, ненадолго моё пристанище: скоро я уеду домой.
Там из окна я не увижу ветвящиеся столбы,
дворнягу, пьющую из собственной лужи,
двух ворон, дерущихся из-за горелой корки.
Там, куда я уеду, всё может быть гораздо хуже,
но жажда перемен сильнее инстинкта самосохранения.

Каждый человек в этом городе – атлант,
держащий на плечах огромную глыбу,
которая и есть Город, перетекающий в человека.
Это здесь в порядке вещей,
здесь, где всё рано или поздно приобретает серый цвет.
Ошибиться очень легко, и, если кто-то
прячется за кем-то, как за каменной стеной,
не исключено, что это действительно
                каменная
                стена.

март – апрель 2007 г.