Грифоны ч2. 7

Из хаотичного сердца Силуэта вырвался не крик, а безмолвный рык, сотрясающий саму структуру пространства. Это было не выражение эмоции, а чистый, концентрированный выброс не-существования, направленный не на грифонов, а прямо на Алексея. Луч абсолютной аннигиляции, который не имел цвета и формы, но ощущался как ледяное острие, нацеленное в самую суть его бытия.

Но Алексей был уже не одинок. Волны утверждения, пронизывавшие мост, город и даже осмеливающийся показаться рассвет, теперь бились в нем как в центре шторма. Его собственное "Нет!" пустоте слилось с этой грандиозной, древней "Да!" всему сущему. Он стал живым мостом, средоточием этой волны бытия, бастионом, сотканным из несгибаемой воли и эха бесчисленных поколений.

Луч небытия ударился о этот живой щит. Не было взрыва, не было звука, но ощущение было сродни тому, как если бы сама реальность затрещала. Место их столкновения стало эпицентром парадокса: чистый свет реальности против анти-света отрицания, абсолютное утверждение против абсолютного стирания. Алексей стиснул зубы, чувствуя, как каждая клетка его тела борется, как его разум удерживает этот колоссальный напор. Он чувствовал, как энергия города течет сквозь него, поддерживая его, становясь частью его сопротивления. Каждый камень моста, каждая пылинка воздуха, каждое сердце, бьющееся внизу, были его продолжением.

Грифоны, словно ожидавшие этого момента, синхронно атаковали. Их оранжево-красное пламя, теперь не просто отталкивающее, а активно разъедающее небытие, обрушилось на Силуэт. Принцип отрицания, наткнувшись на собственную форму, воплощенную в ярости древних стражей, начал судорожно сжиматься. Щупальца, недавно столь могущественные, теперь не только рассыпались, но и исчезали без следа, словно никогда и не существовали, и даже это "ничто" поглощалось жадной волей города, восстанавливающей свои границы.

Там, где пламя грифонов касалось Силуэта, не возникало огня. Возникало Ничто. Не пустота, не отсутствие, а активное, болезненное стирание. Силуэт, до этого непоколебимый, замер. Его бездонная форма, казалось, вздрогнула, впервые показав нечто, напоминающее боль. Удивление и раздражение сменились чем-то более глубоким – безмолвным криком, который был чистым ужасом. Ужасом небытия перед тем, что оно само может быть подвергнуто отрицанию.

Пустота за мостом, до этого расширявшаяся, как медленная раковая опухоль, теперь начала отступать. Невидимая стена, созданная Алексеем и подкрепленная древней волей города, давила на неё, заставляя сжиматься. Мерцающие грани не-света и не-тьмы истончались, словно отступающий туман.

Небо над головой уже не просто светлело – оно загоралось. Первые лучи настоящего, золотистого рассвета пробились сквозь фиолетово-черный мрак, окрашивая горизонт в цвета надежды. Они нежно коснулись шпилей города, отбросив длинные, обещающие тени.

Алексей, опустошенный, но наполненный до краев, чувствовал, как колоссальный напор ослабевает. Силуэт, неспособное противостоять этому парадоксальному натиску, этому отрицанию собственного отрицания, начало отступать. Неуклюже, но неумолимо, его бездонная форма потекла назад, в глубь расширяющейся пустоты. Это был не побег, а тактическое отступление, продиктованное принципиальной невозможностью продолжать противостояние с тем, что угрожало самой его сущности. Оно не могло вынести быть небытием в присутствии такого Бытия.

Оно оставило после себя лишь мерцающий след, словно рваную рану в ткани реальности, медленно затягивающуюся под усиливающимся светом рассвета. И Алексей понял. Они не уничтожили его. Они показали ему, что оно не всесильно. Они нашли в нем трещину, брешь, через которую просочилась сама возможность сопротивления.

И этого было достаточно. Пока.