Грифоны ч2. 6

ту. Эта волна была невидима для обычного глаза, но Алексей чувствовал её всем своим существом. Это было не тепло, не холод, а нечто гораздо более глубокое – безоговорочное утверждение бытия, крик бесчисленных голосов, эхо несчётных поколений, вплетенное в саму ткань реальности.

Безмолвный "Нет!" Алексея слился с этим приливом. Его индивидуальная воля, крошечная, но заостренная до предела, стала катализатором. И в этот момент пустота, что расширялась за мостом, словно наткнулась на нерушимую стену. Мерцающие грани не-света и не-тьмы, которые до того разрастались с неумолимой, ленивой уверенностью, теперь начали судорожно пульсировать, словно нечто живое, пораженное болью.

Холодное отчаяние, исходящее от Силуэта, не исчезло, но его проникающая сила ослабла, столкнувшись с этим ментальным валом. Теперь оно не вытягивало жизнь, а скорее ударялось о невидимую преграду, рассеиваясь, как дым на ветру.

Грифоны, казалось, вдохнули новую жизнь. Их тускнеющие медные тела вновь вспыхнули ярким, хотя и тревожным, оранжево-красным светом. Они, словно древние стражи, узнали зов. Усталость, что отягощала их могучие крылья, отступила. С новым ревом, в котором теперь звучала не только ярость, но и отголоски древней, пробудившейся надежды, они обрушились на щупальца. И на этот раз их потоки энергии были не просто отталкиванием, а чистым, концентрированным отрицанием, воплощенным в пламени. Щупальца, что недавно поглощали гранит, теперь не исчезали, а рассыпались в мельчайшие частицы, не оставляя после себя даже пустоты – лишь мерцающее эхо "ничто", которое тут же поглощалось вновь пробудившейся волей города.

Алексей, задыхаясь, чувствовал, как его собственная энергия, которая, казалось, безвозвратно уходила, теперь возвращается, многократно усиленная. Он был не просто свидетелем, он был частью этого. Каждый камень под его ногами вибрировал, каждый вдох приносил не просто воздух, а густой, насыщенный дух времени. Небо над головой, до этого фиолетово-черное, начало медленно, почти незаметно светлеть на горизонте, словно даже сам рассвет, отложенный вторжением, теперь осмеливался вернуться.

В центре хаоса Силуэт впервые показал нечто, что можно было бы интерпретировать как реакцию. Не было глаз, но Алексей чувствовал на себе взгляд, исполненный древнего, бездонного удивления. И это удивление, мгновенно сменившееся чем-то вроде досады, а затем и нетерпимого раздражения, стало его слабостью. Принцип отрицания столкнулся с абсолютным утверждением. Безразличие и пустота, наконец, почувствовали сопротивление, достойное их масштаба.