Грифоны ч2. 2

...по их поверхности пробегали мускульные спазмы, словно под кожей натягивались и расслаблялись невидимые сухожилия. Медь становилась темнее, глубокого, почти кровавого оттенка, а золото начинало светиться изнутри, испуская пульсирующее, древнее сияние, словно в его глубинах просыпалось нечто живое и опасное. Глаза, до этого безжизненные литые сферы, вспыхнули угольно-красным огнем, и зрачки, казалось, расширились, улавливая невидимые потоки энергии.

Послышался низкий, вибрирующий рокот, исходящий не из горла одной статуи, а словно из-под самого моста, из глубины Невы, отзываясь в костях аспиранта. Это был звук пробуждения, предупреждения и ярости, одновременно. Холодный ужас сковал его, пригвоздив к гранитному парапету. Он не мог ни пошевелиться, ни отвести взгляд.

Грифоны не смотрели на него. Их взоры были устремлены вдаль, на запад, туда, где за плотным туманом скрывался Васильевский остров, и где, он знал, стояла Башня, из которой только что доносились столь жуткие звуки. Они не были стражами Банка. Они были стражами портала, и что-то в Башне Пеля вывело их из многолетнего ступора.

В этот момент один из грифонов, что стоял ближе к Исаакиевскому собору, приподнял свою лапу, массивную, медную лапу с золотыми когтями, которая теперь выглядела ужасающе живой и мощной. Когти медленно, скрипя по камню, развернулись, обнажая хищную остроту. С парапета, где он опирался, осыпалась мелкая крошка гранита. Он не скреб по нему – он хватался.

Ветер усилился, превращаясь в бурю, несущую запахи озона и чего-то затхлого, землистого, словно открылся проход в древнюю, сырую пещеру. Волны на Грибоедова забились сильнее, а свинцовые воды Невы почернели, отражая дрожащий оранжевый диск луны.

Аспирант почувствовал, как что-то тянет его, не физически, а ментально, к центру моста, туда, где Грибоедова встречалась с Невой, где, возможно, и находился тот самый "истоньшенный порог". Воздух вокруг грифонов завихрился, образуя невидимый, но ощутимый вихрь, заставляющий волосы на его голове встать дыбом.

Неожиданно, над головами грифонов, прямо в небе, где секунду назад были лишь клочья облаков, появилась размытая, мерцающая рябь. Она начала разрастаться, словно рваная дыра в самой ткани мироздания, истончаясь до прозрачности. За ней, на мгновение, ему показалось, что он видит не звезды, а совсем иное небо, чуждое и бездонное, с незнакомыми созвездиями и холодным, мерцающим светом.

А затем, из этой разрывающейся пустоты, донесся звук. Не рык, не шелест, а низкий, пульсирующий гул, который, казалось, был одновременно музыкой и призывом. И грифоны на мосту ответили. Их золотые глаза загорелись еще ярче, и из их груди вырвался единый, мощный рык, сотрясающий воздух, граничащий с чистой энергией. Их медные тела начали вибрировать, и аспирант поклялся, что видел, как невидимые крылья, те самые, о которых говорила легенда, расправляются за их спинами, создавая сквозняк, который сшиб его с ног.

Он не знал, что должно было произойти. Но он понял одно: грифоны были готовы к битве. И их битва была не с этим миром. Что-то, что доктор Пель когда-то пытался удержать, теперь прорывалось наружу, и в эту хэллоуинскую полночь, Банковский мост стал эпицентром столкновения между измерениями, местом, где древняя магия и современный страх сплелись в единый, пульсирующий узел, ожидая своего часа.