Дверь

1.
Lux Aeterna In Me. Lux Aeterna In Me.
Звуки пробиваются из глубин — из тех пространств, неподвластных времени и разуму.
Они приходят словно ветер, касаются губ, отмеряя вибрации.
Lux-Ae-ter-na-In-Me…

В родниках тихо-сладко побулькивает. Недра пульсируют, время расщепляется на мириады запредельных единиц, составляющих расстояние до двери.
Он попытался сместить центр тяжести.
Медленнее.
Спешить незачем.
– Lux-Ae-ter-na-In-Me…
Сероватые комья выплывают один за другим из-под тёмного свода, вытесняя из углов тени, разгораются во всю ширь памяти…

Он бежал, рассекая шелковистую гладь. Высокая, по пояс, трава расходилась прохладными волнами.
Ночное небо вспарывал метеоритный дождь. Август сыпал фейерверками юной, необузданной радости.
…Слишком давняя заоконность, слишком зыбкая, ему всё труднее пробираться туда сквозь густеющий сумрак…

– Lux Aeterna In Me. Lux Aeterna In Me.

Лёгкие приближающиеся хлопки ритмично вклинились в гулкость кельи.
Ровно вытянутый зрачок свечи вздрогнул и всколыхнул темень.
Родники настороженно замерли.
С узкой, вырезанной в скале, лестницы к его ногам скатился резиновый мяч.
Кто-то осторожно спускался по крутым, неровным ступенькам.

Он почувствовал присутствие маленькой фигурки в каменном проёме, услышал прерывистое дыхание, увидел в расширенных от любопытства и страха зрачках случайного гостя отражение самого себя — полузабытого, окружённого тонким мерцающим ореолом кудрявого мальчика, к которому он не раз безуспешно пытался приблизиться в своих беспокойных снах, и который исчезал, как только он переступал невидимую черту.

На мгновение ему показалось, что стоит лишь шагнуть навстречу — и он коснётся того, что так долго искал. Но шаг не приходил. Он медлил, не зная,  что сказать, чтобы не спугнуть хрупкое присутствие.
Он опустил веки, и отпечатавшийся на сетчатке образ растаял.
Не сразу.
Последними погасли веснушки.
– Ты… не видел мой мячик?..
Голос вернул его в плоскость полумрака.
Он некоторое время молча рассматривал гаснущий силуэт...


2.
Поскрипывали креслами. Шуршали программками. Перешёптывались. Кому-то призывно махали. Разглядывали люстры. Вполголоса обсуждали. Ждали начала. Не понимали, почему так долго. Глубокомысленно потирали подбородки. Поправляли очки на потных переносицах. Протирали и без того чистые стекла. Присматривались. И высматривали сосредоточенных китайцев.

(;)

Китайцы явно что-то понимали в происходящем. То есть, в том-то и вся штука, что как раз ничего не происходило. Так казалось некитайцам. И некитайцы сделали вид, что тоже поняли. И вдруг прониклись важностью момента.


Она висела в глубине сцены под самым потолком, скрестив руки на груди.
Канат обвивал узлом ноги, спускался вниз свободным концом.
Внутри тихо звучало:
Lux Aeterna In Me.

Только китайцы и угадали под густым слоем белого грима, покрывающего всё её хрупкое точёное тело и обритую наголо голову классически идеальной формы — небутафорное живое существо — и даже разглядели ровно бьющийся пульс у неподвижно перевёрнутого виска.
Некитайцы проследили траекторию китайских взглядов, удивленно вскинули брови. Хмыкнули. И ведь давно висит. Йог. Точно-йог.
https://youtu.be/hOVdjxtnsH8?si=mRNzdIg0-zjT6X1d
Из двух распахнутых люков прямо из-под пола вырывались снопы света. Маяки, обозначающие направление. Она летела из бескрайней дали, лишенной форм, сама еще бесформенная, пульсирующий сгусток мысли.

Зевали. Скучали. Шуршали обертками шоколадных конфет фабрики "Bucuria". Поглядывали на часы. Хмурились. Пожимали плечами. Косились на китайцев. Те не двигались.

Она приближалась. Маяки вращались, сгущались воронками. Неведомая сила увлекала её в самую сердцевину. В спиральном падении она обретала непривычные очертания, удивляясь новым ощущениям, играя неустойчивыми образами, переливаясь неожиданными комбинациями цветоформ.

Дремали. Покашливали. Чесали затылки свернутыми в трубочку программками. Выходили из себя. Выходили из зала. Пудрили носы. Некоторые — в знак протеста. На китайцев демонстративно не смотрели.

Воронка выплеснула её в серебристо-голубое пространство. Она парила в нём, переполненная до самых своих уже вполне ощущаемых краев всепроникающим звоном. Она была камертоном этого пространства, сечением сразу всех его течений, сливаясь во всеобъемлющую гармонию. Мир звучал в ней, она звучала в нём полифоническим единством распахнутых сфер.

Она спускалась безмятежно-легко, почти незаметно, переливаясь из миллиметра в миллиметр, не задевая ни единой пылинки.
Медленно. Спешить незачем.
И в этом движении звучал тихий шёпот —
Lux Aeterna In Me.

На миг перехватило дыхание, и этого хватило, чтобы тишина в степени абсолюта заполнила все её клетки.
Она зажмурилась и нырнула в молочно-бирюзовую глубину...

3.

Lux Aeterna In Me. Lux Aeterna In Me. Lux Aeterna In Me.

Прохладные травы взмывали ввысь и смыкались над ним стрельчатыми сводами. Пламя свечи повторяло их контуры, вписывалось огненной перспективой. Он проводил круговые параллели, и они непостижимым образом сходились в единой точке — в центре той самой двери.

Lux Aeterna In Me. Lux Aeterna In Me. Lux Aeterna In Me.
https://youtu.be/rVN1B-tUpgs?si=TWb2rIFfz8_bhF6O
Он шёл по раскалённому асфальту пустых городов, один, пустой снаружи и внутри, теряя привязанности, сквозняки на перекрёстках срывали, словно шелуху, привычно удобные устои и условности, его кожа становилась сверхчувствительной, истончалась, фосфоресцируя от дуновения ветра. Фосфоресцентность всё более отдаляла его от серых, мнящих себя живыми, изваяний. Он шёл всё дальше и дальше в беспросветность, в безысходность отчаянья.

Жар пустоты плавил всевозможные защитные ограничители на пути, достигал высшей градации, где ртуть, зашкаливая, разносит вдребезги стеклянные трубки; странная апатия разливалась тяжёлой клейкой массой, усмиряла разбушевавшуюся поверхность, загоняла боль вглубь, распространялась обманчивой бесчувственностью. И загнанное вглубь долго нарывало и однажды выплеснулось, тихим летним вечером, когда оранжевые блики тонули в сумерках, сменяясь обещанием долгожданного облегчения...

4.
Ругали режиссёра и художника по костюмам. Чихали в клетчатые платки. Комкали надоевшие программки. Доставали телефоны. Жалели китайцев. Цокали. Цыкали. Особенно чувствительные всхлипывали. Угощали подтаявшим шоколадом фабрики «Bucuria». Китайцы улыбались, кивали и отказывались. И не скрывали непонятного волнения. Загадочный народ — единомысленно решили некитайцы.

Тропа пролегала меж двух знакомых ей издавна маяков из полузабытых снов. Она шла, осторожно ступая, удивляясь и радуясь новому, что-то невероятно манящее увлекало вперёд, горизонты разворачивались бесконечными свитками, тропа становилась всё уже, и продвигаться приходилось с большей осторожностью, но шаг становился легче и вернее, — она едва умела различать ту тонкую грань, которая трепетала меж двух пространств — между одним, уходящим в бездонные глубины выплеснувшей её лазури, и другим, бесконечно зовущим к совершенной радости форм.

Она скользила, ощущая, как зёрна лазури распускались в ней сияющими соцветиями, вливались в прообразы форм, обретали дыхание, цвет, вкус, запах, становились облаками, ветром, дождём, птицами, деревьями… Прохладный шелк обвивал её стопы, струился выше, касался ладоней. Он был живой, ласковый и… беззвучный.

И вдруг ей так изнывно захотелось звука. Она отпустила конец верёвки, уходящей в Лазурь.
Ещё шаг, не задевая ни единой пылинки…
И Она услышала голос травы, дерева, птицы, камня. И голос огня, отдалённо напоминающий другие звуки, оставленные позади…
Lux Aeterna In Me
https://youtu.be/LCiAfCCwc7A?si=meb_LrpTBOqGHk8V

5.
Тихим летним вечером, когда оранжевые блики тонули в сумерках, тяжесть воспоминаний всплыла вдруг в его сознании — мрачный поток безысходности и одиночества.

Ветер проникал сквозь открытые окна, усиливая чувство пустоты, как будто весь мир отвернулся и оставил его наедине с собственной болью.

Память резала и рвала, обнажая раны и провалы — моменты утраты, неверия, отчуждения. Каждое воспоминание — словно бесконечный лабиринт без выхода.

Сквозь этот мрак пробивался едва слышный, но настойчивый зов —
Lux Aeterna In Me…

Он шёл по ночным улицам, едва различая знакомые очертания в расплывающемся свете фонарей.
Каждый шаг давался с трудом, неся с собой ощущение тщетности.

Он искал то, что было бы чище любого желания — может быть, то, что называют безусловной любовью, — ту силу, что способна исцелить раны и растопить внутренний холод. Но в каждом взгляде, в каждом прикосновении он находил лишь следы условностей, ожиданий и эгоизма.

Иногда, то словно издалека, то усиливаясь, то слабея, из глубин его сознания пробивались те самые странные слова —
Lux Aeterna In Me...

Он пытался ухватиться за что-то — за случайную улыбку, за слова, за чью-то тишину, но всё ускользало, растворялось в потоке времени.


Так он пришёл сюда — в монастырь, в келью, где стены хранят молчание и свет, где время кажется замедленным и каждое мгновение наполнено смыслом...

Шаги отдавались эхом, но каждый звук становился ключом к образам, всплывающим из глубин памяти, где прошлое, настоящее и будущее сливались в плотный узор.

Он не просто шёл по коридорам  монастыря — казалось, он словно исследовал невидимые пласты своей сущности, и каждый поворот открывал новый фасад давно забытого, каждая пауза звучала как кристалл, в котором отражались бесчисленные лица и судьбы.

Пространство наполнялось плотным пламенем, сжигало всё лишнее, дробило иллюзии в прах и распахивало душу для того, что не подвластно словам.

Впереди была дверь в золотом ореоле, точка пересечения миров и судеб, чьё сияние,  как тихий шепот, притягивало его, маня переступить грань привычного и открыть себя чему-то новому.

Он направлялся к порогу — границе миров и смыслов, и чувствовал, как каждая часть его существа тонко резонирует с невидимой гармонией,
как прошлое растворяется в преддверии, а будущее становится частью этого мгновения. Он был переполнен  глубокой любовью ко всему вокруг — теням и огню, миру и людям, травам и птицам. И  уже знал, что готов переступить порог, войти.  Туда, где раскрывается сокровенное .

.
6.

Она скользила в сторону края, где свет превращался в трепещущий отблеск, жгучий и манящий, как зов глубины.
Граница мерцала, тихо колеблясь, ощущалась живой.

Она остановилась на краю рампы, ощущая паузу между собой и залом, каждую невысказанную надежду, каждый задержанный вздох, каждый взгляд, что не встретился с её собственным.

Ответа не было.

Но она больше не ждала, что кто-то протянет руку или ответит взглядом.
В этом молчании она обрела ключ — стать самой источником света и тепла, который рождается не для отражения, а как дар бытия, не требующий возврата.

И тогда, сделав глубокий вдох, она шагнула вперёд — через рампу, сквозь пространство ожидания, в новый поток, свободный, мощный и переливающийся бликами света, рожденный из высокой любви ко всему, что жило и было.
https://youtu.be/pRtVNjv0NWs?si=Mi9QeL3PrMi8dzYG

С каждым шагом с неё спадали тонкие слои — то ли кожи, то ли старых одежд, то ли памяти — под ними раскрывалось что-то более живое и прозрачное. Она становилась легче, сбрасывая вес прожитых лет, и этот невысказанный порыв — звучать даже для тех, кто молчит — наполнял её.

Свет касался тех, кто сидел по обе стороны — касался, но пробуждал лишь некоторых, чуть более созвучных, чуть более открытых внутреннему ритму происходящего.

В её движении сквозили следы долгих дорог, солёных ветров, утрат и возвращений. Тени, когда-то державшие её, растворялись в мерцании зала, а взгляд её становился чище и ровнее, соединяя в себе все оттенки самой себя, тишины и силы.

Мир обнажал свои глубины — прозрачные и светлые, а лица медленно растворялись в бесконечной дали. В её движении была та особая мягкость, что приходит после множества испытаний, когда страхи уже не держат, а прошлое не ранит.

У самой двери она остановилась.
Повернулась.
Окинула всех последним взглядом — с отголоском надежды, но не с упрёком и осуждением, а с глубокой чуткостью и любовью, ведь она слышала в каждом из них ту божественную музыку, тот сакральный звук, что связывает всех и вся, которую она научилась улавливать сердцем и принимать без слов.

Ответа не было.

И тогда Она сделала шаг и вошла в Дверь, оставляя позади всё отжившее, погружаясь в слияние всех своих ипостасей, где каждая грань растворяется в едином, словно капли росы в утренней реке, и воздух наполнился тихим, торжественным звоном невидимых сфер, возвещающим новое начало.
Lux Aeterna In Mi...

https://youtu.be/Zw7y0a26a4U?si=Ym19SQdoRIDRBewc

 7.
Он стоял у двери,  ощущая полное единство со вселенской симфонией бытия, сложной, многоголосой, вневременной, к которой он принадлежал без лица и имени, как эхо, неслышное, но живое.

И наполнившись тишиной, глубокой и ясной, словно озеро на рассвете , он шагнул навстречу тому, что звучало в нём самом, там, где границы тают, и настоящее раскрывается в бесконечности, в пространстве, где всё — и ничто — обретает смысл.

Lux Aeterna In Me…
https://youtu.be/PGIuTCqa7kI?si=nvLvUCiRGqKmTzd6