О смирении

Благодаря тому, что в доме нередко звучат христианские психологи, экзегеты и душеполезные аудиокниги, получаю более объёмное представление о христианстве — мой благоверной намасте́!

Давеча урывками послушал наставления разных святых отцов о смирении. Были среди них вполне здравые; были и такие, в которых я лично усмотрел большую ситуативность и даже в чём-то лицемерность, а именно: считать себя хуже всех. Скажем, одному подвижнику, дабы испытать его смирение, в монастырской трапе́зной бросили на́ пол горсть сухарей. И дальше описывается ход его мыслей: он посчитал, что отнеслись к нему  — и подело́м  — как ко псу (за грехи и т.д.), стало быть — сухари нужно было подобрать аки пёс, встав на четвереньки и т.д. Настоятель монастыря предрёк ему за это большое будущее.

Если к конечной цели христианского смирения вопросов нет  — умалиться так, чтобы бразды правления в личности принял Бог и руководил её мыслями и поступками, то некоторые христианские средства достижения этого состояния, включая описанный выше, кажутся довольно... странными. По сути, развитие смирения у этого подвижника подразумевало несмиренность других монахов (тех, кто бросил ему сухари), пусть даже и показную. Более того, он должен был для себя как-то оправдать их грубость (при этом по-прежнему считая себя хуже их и вообще всех, включая товарища Ежова), хотя, как то подобает христианам, они также должны были идти путём самоумаления, исключающим подобные несообразные жесты. Как раз здесь я усматриваю двойные стандарты, а стало быть — фальшь. К тому же, у смышлёного человека неестественное грубое поведение со стороны спутников и товарищей не может не вызвать мысли о том, что его проверяют или просто шутят, что как бы обесценивает всё лицедейство — в плане науки смирения точно.

Ещё, человеку не пристало вести себя подобно животному, т.е. здесь идёт явный перегиб в плане унижения естественного человеческого достоинства, здоровой гордости, отличной от гордыни — раздутого самомнения. К слову, некоторые индийские "гуру" могут здесь дать христианам фору, к примеру, поедая экскременты, чтобы показать степень своей непривязанности — старшей сестры смирения. Мятного им дыхания!

Наконец, "я хуже всех" почему-то не мешает святым отцам давать поучения, и в этом тоже есть какая-то фальшь — если ты хуже всех, тогда, как честный человек, сиди тихо и не высовывайся. Если врач или инженер честно признаёт свою несостоятельность, то не берётся за лечение или техническую проектировку, а уступает дорогу более квалифицированным специалистам. Разве инженер человеческих душ должен поступать иначе?

В психологии есть правило: чем больше с чем-то в себе борешься, тем сильнее от этого оно становится, если не в сознании, то в подсознании. Это же касается и гордыни — главного врага смирения. Кажется, Бог действительно может принимать в конец обессиливших на этом пути и научать их подлинному смирению, которое если и можно как-то облечь в слова, то не "я хуже всех", "я большой грешник", "я недостойный червь" и т.д., а в "я ниже Тебя", "не я, но Ты", "Ты знаешь, я не знаю", "весь суд отдаю Тебе". В последнем случае, если суд отдан Богу, включая над самим собой, "я" не имеет права выносить себе какие-либо вердикты, как положительные, так и отрицательные.

Итак, если не вставать на четвереньки и т.д., т.е. не заниматься каким-то нарочитым самоуничижением, а вооружиться правильным пониманием и несколько отстранённым отношением к себе — легче ли Богу будет работать с таким "материалом"? Уильям Блейк, к примеру, на это отвечает так: "В рай входят не те, кто не имеет страстей или кто обуздал страсти, а те, кто развил в себе их понимание". Если суммировать то, из чего это понимание может складываться: различение между здоровым человеческим достоинством и гордыней; психологически оправданное евангельское непротивление злу, в частности, гордыне; понимание того, что эмоции и мысли не исчерпывают личность, т.е. не "пригвождают" её к какому-то единственно возможному [греховному] состоянию; юмор по отношению к себе, а не только "сокрушение о грехах"; с одной стороны, отказ прятать, из ложного смирения или трусости, зажжённый светильник, если он, конечно, есть, как о том учит Евангелие; с другой — не приписывать этот свет себе, т.е. не заниматься духовным воровством.

Одного моего знакомого священника его церковные начальники лишили возможности заниматься спортом, в котором нет ничего греховного ни под каким соусом. Он как бы вынужден здесь смириться... вопрос в том, приведёт ли это послушание к Богу или к проблемам со здоровьем, включая излишнюю полноту. Citius, altius, fortius!

2024