Бублик

Меня зовут Бублик. Породы «хороший мальчик». Живу я в большой квартире со странными, но весьма симпатичными существами. Они называют себя «семьёй», а я, видимо, числюсь у них незаменимым уборщиком, подбирающим всё, что падает со стола.

Начну с Главной. Мама. Достаточно ей сказать волшебные слова «Иди есть!» или «Кто тут разбросал носки?», как весь дом замирает в почтительном трепете. Я её боготворю. Она следит, чтобы у всех в миске было полно еды, а на душе — покой. У неё руки волшебные: они месят тесто, гладят рубашки и чешут мне живот с таким мастерством, что я готов мурлыкать громче кота Барсика. А ещё от её смеха на кухне сразу становится светлее и теплее. Я её тень, её верный спутник.

Папа — крупный, шумный, но добрый. Целый день он где-то пропадает, а возвращается, пахнет ветром, улицей и… табаком. Хотя Маме он божится, что завязал. Эх, Папа, мой нос-радар ещё ни разу не подвёл! Но я молчок. Это наш мужской секрет. Папа обычно с шумом обрушивается в кресло и вздыхает: «Ох, и день сегодня…» Я тут как тут. Считаю своим долгом выслушивать его истории о загадочном мире под названием «работа». Он хлопает меня по боку и бормочет: «Ты-то, Бублик, меня понимаешь…» А то! Я всё понимаю. Особенно про спрятанную пачку сигарет в кармане пиджака.

А ещё у нас есть Бабушка. Вечно ворчит: «Опять эта собачья морда под ногами путается!» — и при этом с завидной точностью «роняет» прямо передо мной кусочек колбаски или краешек блинчика. У нас с ней безмолвный договор. Она ещё разрешает мне греться на её любимом диване, когда уходит по делам. Главное — успеть спрыгнуть и принять невинный вид, будто я просто прилёг отдохнуть на коврике.

Дети — это особая статья.

Тане — восемь. Она — мой личный стилист и просветитель. Постоянно норовит надеть на меня чепчик или вплести в шерсть бантики (унизительно, но я стойко терплю). А ещё она показывает мне картинки в книжках: «Смотри, Бублик, это — жираф!» Я внимательно смотрю. Милая Таня, я, может, и не очень понимаю, зачем этому коню такая длинная шея, но твои сияющие глаза важнее любых фактов! Ради них я готов тявкнуть одобрительно.

Ну и, наконец, Егорка. Ему пять. Он — мой названный брат и компаньон по проказам. Мы понимаем друг друга без слов. Он, как и я, обожает шум, беготню и валяние на полу. Иногда он пытается оседлать меня, как отважный ковбой. Я позволяю ему немного поупражняться в верховой езде, а потом аккуратно заваливаюсь на бок, давая понять: я не скакун, я — твой друг! И мы начинаем возиться и кувыркаться. Он хохочет до икоты, а я виляю хвостом так, что сметаю всё с нижних полок. Вот это жизнь!

Ах да, кот Барсик. Он появился здесь до меня,  встретил шипением, а за излишнюю навязчивость мог и по носу съездить лапой. Но я не унывал. Я видел, что он не злой, а просто ценит личное пространство. Постепенно он сдался. Теперь мы часто дремлем спина к спине на одной подстилке, грея друг друга. Я даже притворяюсь, что не замечаю, как он воровато вылизывает мою миску, когда все отвлекаются.

Вот такая у меня стая. Мне в ней очень хорошо. Кроме некоторых запретов. Ну нельзя же всерьёз запрещать гонять ворон и пробовать на зуб тапки! Особенно папины! Они самые ароматные!
Но я послушный. Иногда.