Себастьян и Гадалка

В квартале, где туман клубился, будто дым из пасти,
Где тени длинны, а мостовые серы,
Шёл Себастьян, отринувший все страсти,
К гадалке, что читала всем заветы.

«Хочу я счастья! — молвил он сурово. —
Вот плата за твой труд. Дай мне ответ.
Что ждёт меня? Благословенье ль снова?
Иль, может быть, меня поджидает вред?»

Свеча мигала, озаряя руки,
Где жизни нить извилиста была.
Старуха прошептала: «Для всех ты мука,
Но проживёшь, мой милый, долгие года.

Твой рок велит тебе ослепнуть вскоре,
Но в этой тьме обретёшь радость и покой.
Услышишь музыку в простом разговоре,
И станет мир и проще, и глубже;й.

Ты познаешь всё сердцем, а не оком,
Услышишь шаг знакомый за стеной,
Почуешь то, что не чувствовал истоком, —
И станет жизнь иноческим уроком,
Наполненной незримой красотой».

Вскричал Себастьян: «Врёшь, карга поганая!
Не для такого я судьбу просил!»
И, бросив деньги в лицо её румяное,
Проклятие своё он возложил:
«Коль суждено мне светлый день не видеть,
То и тебе, пророчица, слепой сидеть!
Не сможешь ты ладони больше видеть, —
Ту боль, что мне решила ты навлечь!»

Он вышел прочь, хлопнув её дверьми,
И побрёл к себе, забывшись дорогой незнакомой.
Пришёл, лёг в постель и уснул в тоске глубокой.
Проснулся — и увидел перед собой
Лишь мрак кромешный, безысходно-роковой.

Он плакал, он кричал, он бился о стены,
Не мог смириться с вечною порою.
Он потерял все краски бытия,
Оказавшись в чёрном мире, в бою с самим собой.

Но день за днём, как милость или кара,
К нему стал возвращаться тихий звук.
Он слышал, как шуршит листва у старого бульвара,
Как стук дождя убаюкивает вдруг.

Он узнавал походку старой матери,
По смеху — дочь, что забегала к нему.
Он слышал искренность в обычном разговоре,
Что раньше упускал, живя в своём дыму.

Он слышал, как дышит утро раннее,
Как дом скрипит, уставший от тепла.
И сердце, прежде спавшее в тумане,
Вдруг песню тихую ему петь начала.
И чувствовал в поле запах полевых цветов,
Не так, как раньше, а раскрытый, чистый аромат,
Что прежде был сокрыт от него самой природою.

И он затих. И улыбнулся слабо.
И понял, что прозрел своей душой.
Что счастье — не за горами было,
А в тихом шепоте реки родной.

А в той лачуге, где мигала свечка,
Теперь сидела слепая старуха.
Сбылось проклятье злого человечка,
И стала жизнь её темна и глуха.

Два проклятия сошлись на перекрёстке,
Двух жизней нить сплела одна судьба,
Чтоб кто-то смог услышать в мире жестоком
Ту музыку, которую не купишь.