Шедевриально. Глава 26

ОДА ЕВРЕЙСКОМУ БАЗАРУ

(восточная рапсодия с зазывами, перцем и укропом)

Базар — это не рынок. Это — спектакль.

Акт первый — специи.
Акт второй — ор.
Акт третий — философия через баклажан.

Восточный базар — не просто торговая площадь, это шумная модель мироздания, где ты — и зритель, и участник, и, как водится, немного пострадавшая сторона.

В старом Самарканде, как гласит летопись, дервиш в чалме у входа в базар не просил милостыню — он рекламировал пустоту бытия. Тут же, через ряд, стояли дуканы, перекошенные, как моральные ориентиры в сезон скидок. Купцы с бородами цвета зиры томно курили чилимы, а сделки вершились не биржами, а взглядом, отточенным как лезвие сабли.

Ах, были времена… Но восток жив, пока кричит!

Израильский базар — это восток на иврите.

Особый шик — базары в восточном Иерусалиме, Рамле, Яффо и, конечно же, царь всех базаров — Шук Кармель, сердцебиение Тель-Авива, где даже фалафель поёт, прежде чем попасть в питу.

Шук Кармель на исходе пятницы - это эпическая поэма:

"Кило на шекель"

На подступах к базару нищие. Но какие: принцы позавидуют
Не уныние, а табличка с цитатой на груди:

— «Да возлюби нищего своего…» — и рядом QR-код для перевода биткоинов.

И, главное, — ни один не выглядит голодным. Наоборот: розовощёкие, ухоженные, с лицами, будто только что вышли из спа-центра при синагоге. Один даже предложил мне благословить кошелёк — за символическую сумму.

Внутри базара — как в Багдаде, только с вайфаем

Вы вступаете в само сердце базарной какофонии:
Запахи, вопли, фрукты, ссоры, любовь, чеснок, дети, рыба, проклятия, скидки — всё вперемешку. Тут тебе и репка, и крики торговца:

— “Шекель! Один шекель, мама дорогая, я с ума сошёл! Забирай, друг!”

Прилавки — как корабли, пришвартованные к причалам из бетона.
Товары — от тапочек до турбины от самолёта.
Кто ищет — тот найдёт.
А кто не ищет — всё равно купит.

Торговцы — это не профессия, а театр личности. Каждый — Шекспир, каждый — Паганини, каждый — спецназ по продаже лука.

Научить этому нельзя. Это в крови.
С этим, как с аллергией на тёщу, надо родиться.

Слово «шекель» здесь не валюта — а воппли в Кнессете.
Один выкрикивает как тенор с иракскими корнями:

— “Яллаааа шекель!”

Второй — как старый кантор из Йемена:

— “Але шоооокель!..”

Третий — вовсе не поёт, а завывает, как муэдзин на пенсии:

— “Игия! Игия!!!” (картошку подвезли).

Такой вокальный диапазон, что Фредди Меркьюри бы сдался и пошёл продавать хурму.

Но иногда базар — это мюзикл

Встречаются базарные ансамбли, целые квинтеты из зазывал в стиле:
А-ля Морокко:

— “Гверет Роза, тааси лану поза!”

Они не просто кричат, они строят сюжет, драматургию, кульминацию.

Толпа замирает:

«А что за поза?».

Пока фантазия работает, руки тянутся к кошельку.

Продавать — это не просто искусство. Это — расчет на простака, которому нужно сбыть товар.

А есть и танцы

Торговец-картофелевед, вращаясь между ящиками, исполняет болеро с баклажанами. Весы — его партнёрша. Если попросите скидку — исполнит казачка. Если два килограмма — можно рассчитывать на венский вальс с томатами.
А рядом — хор кастаньет, аплодисменты с артишоками, и откуда-то звучит

— “Оренбургский пуховый платок…” —
в исполнении мужчины с дыней вместо бубна и акцентом, будто он сам — плод эксперимента между Мичуриным и Рабиновичем.

Русская алия вдохнула в шук дух Гоголя и Зыкиной

Теперь тут поют

“Есть на Волге утёс” вместо “Шалом Алейхем”, а продавец селёдки цитирует Достоевского:

— “Если Бога нет, то почём же тогда укроп?”

Иранский еврей увлёкся трудами Мичурина, а бухарский — стал поклонником Маяковского.

— “Я русский бы выучил только за то, чтобы… впарить капусту без сдачи!”

В дни массовой алии, когда шекель нам только снился, не министерство абсорбции, а именно Шук Кармель кормил и грел репатриантов

По пятницам отходы становились ужином. Из «почти испорченного» варили «почти суп». И никто не жаловался — потому что это была не нищета, а… школа выживания с приправой надежды.

Шук — это песня. Это запах. Это детство и эмиграция, совок и Ханаан, политика и поэзия.

Шук Кармель — это и есть Израиль. Только погромче.

Shmiel Sandler