Болею

Простуда подкралась, как власть. Без стука, сразу с постановлением на арест в мягкую постель. Мир сузился до размера носового платка. Вчера еще волновала жизнь, сегодня – только наличие парацетамола. Телефон молчит, и это хорошо, а то пришлось бы отвечать голосом страдальца, или, что хуже, голосом идиота.

Соседи наверху опять выясняют, кто из них больше прав. Судя по крикам, побеждает женщина. А у меня своя драма: нос против горла, оба в проигрыше. Девушка принесла чай. Горячий, с лимоном, он похож на угасающее солнце. Говорит: «Пей, полезно». Голос у неё твердый и уверенный. Не поспоришь…

Выглядываю в окно, там ходят люди: спешат, любят, ненавидят. У них — активная жизнь, у меня — температура 37,2. Не так чтобы трагедия, но и на полноценную жизнь не тянет.

На тумбочке лежит градусник, капли и томик Бродского. Градусник требует нежности, капли обещают свободу, а Иосиф Александрович молчит. Он бы, наверное, просто выпил вина, но у меня режим.

Кашлянул. Из груди донеслось что-то чужое и глухое. Будто там поселился какой-то мелкий, но злопамятный мальчишка. И требует, требует… А чего требует – неясно. Говорят, работа лечит. Попробовал что-то написать, буквы расплываются и складываются в неприличное слово. Кажется, «отвали». Что ж, это взаимно.

И вот лежишь. В этом даже есть какой-то стыдный, нелепый покой. Главное — ни о чем не думать, и менять платки. Жизнь продолжается, просто пока без моего участия. Ничего, я справлюсь