Опасность философского аутизма

Опасность философского аутизма

 
Во многообразном поиске понимания реальности, языка и, в конечном счете, самих основ нашего существования, человеческое мышление неизбежно сталкивается с понятием “Бытие”. Этот, на первый взгляд, предельно абстрактный, но на самом деле безмерно глубокий и ускользающий концепт, является камнем преткновения и одновременно манящей вершиной для философов всех времен.

 
Наша первая точка отсчета – это эмпирический аргумент. Все, что мы познаем, начинается с данных, полученных через чувства: с того, что мы можем наблюдать, осязать, слышать. Даже в науке, где стремятся к объективности, основополагающим является опыт, как заметил Галилей, отделяя объективные свойства вещей от субъективных ощущений. Этот эмпирический фундамент лежит в основе индуктивного обоснования: мы наблюдаем закономерности, повторяющиеся явления – солнце встает на востоке, огонь обжигает – и на основе этих наблюдений формируем предсказания и обобщения. Однако, как тонко подметил Юм, даже самая надежная индукция остается лишь вероятностным знанием, поскольку прошлое не гарантирует будущее.

 
Именно здесь, на границе того, что можно достоверно утверждать, но не доказать абсолютным образом, возникает фигура Мартина Хайдеггера. Он призвал нас выйти за пределы привычного фокуса на “сущем” – на конкретных вещах, объектах, фактах – и обратиться к самому Бытию, которое, по его мнению, лежит в основе всего. Бытие, для Хайдеггера, не является чем-то, что можно наблюдать или измерить, как физический объект. Это скорее то, что делает возможностью всякое наблюдение и всякое измерение.

 
Чтобы постичь это ускользающее от "предметизации" Бытие, Хайдеггер обратился к языку. Он утверждал, что язык – это не просто инструмент для выражения мыслей, а скорее “дом Бытия”. Внутри языка, через его глубинное осмысление, через “иное мышление”, возможно, может открыться что-то о Бытии. Но именно здесь и кроется одна из главных опасностей, сопровождающих такой поиск – риск “философского аутизма”.

 
Идея “языка Бытия”, звучащая красиво, может обернуться софизмом, если она не укоренена в реальности. Ведь язык, даже самый абстрактный, нуждается в точке опоры, чтобы не стать пустым звуком. Как было замечено, язык раскрывается только в реальности.

 
И здесь возникает наша, возможно, более точная аналогия: фонема – мельчайшая, эфемерная единица звука, существующая лишь мимолетно, – подобна кварку, фундаментальной частице, “физической вспышке бытия”. И фонемы, и кварки – это “кирпичики”, которые, соединяясь, формируют более сложные структуры. Когда мы пытаемся приблизиться к пониманию Бытия, к его фундаментальной природе, наш язык становится все более метафоричным. Мы приближаемся к пределу, за которым начинаются миф, поэзия или, возможно, полная вербальная тишина.

 
Именно в этом стремлении к предельной "понятийности" Бытия, в этом уходе от “рутины конкретности”, “скуки накопления реальных фактов” и необходимости вести диалог на понятном языке, легко подстерегает “философский аутизм”. Философ, погруженный в размышления о Бытии, рискует оказаться в пространстве, где его язык, его концепции и его выводы перестают быть понятными внешнему миру. Это похоже на состояние, когда внутренний мир становится самодостаточным, теряя связь с общепринятой реальностью и обычной коммуникацией.

 
Хайдеггер, критикуя современный мир и его “техницизм”, возможно, сам стал проводником такого рода отстраненности. Но его целью, вероятно, было не просто уйти от конкретики, а пробудить нас к иной, более фундаментальной конкретике – к самому Бытию.

 
Но, возможно, в этом поиске есть и иные пути, которые, оставаясь глубокими, обретают большую связь с реальностью. Обратим внимание на мантру “Ом” – или “Аум”. Можно предположить, что это и есть доступная нам фонема Бытия, своего рода “приглушенный голос”, который, в отличие от чисто абстрактных построений, имеет прямое, вибрационное проявление. В пространстве бытия, по всей видимости, существует свой язык в виде вибраций, которые в нашей реальности подпитывают и обостряют нашу научную и даже бытовую интуицию. Так, древние духовные практики, подобные произнесению “Ом”, могут стать своеобразной “технологией настройки” на эти фундаментальные вибрации, помогая не только очистить ум, но и усилить нашу чувствительность к тонким проявлениям реальности, которая, в конечном счете, всегда проявляется.

 
В конечном итоге, понимание реальности – это поиск баланса. Язык, стремящийся к Бытию, нуждается в связи с реальностью, будь то наблюдаемый мир, переживаемый опыт или даже физические основы языка – фонемы, подобно “Ом”. Осознавая риск “философского аутизма”, который так легко проявляется при попытке говорить о "понятийности" Бытия, мы должны стремиться не к уходу от мира, а к более глубокому его пониманию, даже если этот путь лежит через метафоры, поэзию, вибрации и признание пределов нашего собственного разумения.