Двое

V.S.

Однажды Купидон, озлившись на людей,
попал в зрачок. И, ухмыльнувшись дико,
довольный местью, бывший благодей
исчез и не расслышал сзади крика.

И потекла по древку не слеза,
но так же солона – одна, другая…
Покрылись коркой женские глаза,
кровавый след на почве оставляя.

Тот, кто напал на след, был одинок:
любого встречного он убивал при встрече.
Звериный нюх и восемь быстрых ног
его свели с добычей в тот же вечер.

В бескрайнем поле никого вокруг.
Он впился в плоть, потом, прогнувшись гибко,
всадил стилет под рёбра ей, и вдруг
блеснула в темноте её улыбка.

В ответ на боль она лицом к нему
прильнула, не познавши ласки лучшей,
шепча слова любви в ночную тьму,
что из прохладной стала страстно-жгучей.

Его объятья были для неё
уже не цепи – клешни Гименея.
Он загонял всё глубже остриё,
она же становилась всё бледнее.

И он не слышал – солнце не спеша
вставало в этот миг из стран восточных –
как завизжала на разрыв душа,
как затрещал, ломаясь, позвоночник.

Он на её поникшую главу
взглянул в недоуменьи, вынул жало
и на росой покрытую траву
из раны ничего не побежало.

Он вспомнил её руки, её взгляд,
её слова – и зазвучал так звонко
звериный крик, отброшенный стократ
пространством за пределы горизонта!

Он понял, что теперь он одинок,
как никогда. Вослед за мыслью страшной,
в её крови испачканный клинок
пронзил его насквозь, как небо – башня.

Но правило сородичей гласит:
«Твоё оружье для тебя безвредно».
Не ведал он, что всё ему простит
та, что в траве лежала неприметно.

И раненый, гонимый болью зверь
побрёл, шатаясь, к солнцу, в чьём овале
его глаза, незрячие теперь,
её черты как будто узнавали…

От мира его разум скрыла мгла,
хоть шёл он в направлении рассвета,
и кровь его прозрачная текла,
не оставляя никакого следа.

16 – 27 сентября 2006