Между

Жил-был холм. Ветер шепнул, что он тело. Ты лёг на него, и склон стал твоей линией. Звёзды приходили медленно, будто стесняясь войти, как гости в чужом доме. На миг тебе привиделось, что тебя несут. Не прочь и не вдаль, а просто туда, куда зовёт тишина сна.

Не Дом.
Не Комната.
Не Дорога.
Не Шаг.
Не Ты.
Не Я.

Здесь есть только один закон.
Вещей здесь нет. Разрешено лишь дыхание явлений. И всё, что задерживается хоть на миг, пытается выдать себя за форму, чтобы не исчезнуть.

Лестница была не просто в пыли. Каждая ступень становилась всё тоньше, как паутина, что тает на солнце. Чем выше ты поднимался, тем прозрачнее она становилась. Ты не шёл на этаж выше. Ты настраивался на иную частоту. Воздух не был другим. Он был обратным. Он не наполнял лёгкие, а вытеснял из них всё прежнее и оставлял внутри звенящую пустоту. Ты забывал, зачем пришёл. Ведь причина принадлежала тебе, а здесь ты уже переставал быть собой.

/ Подняться здесь значит раствориться. /

Двери не было. Сама мысль о границе исчезла.
Внутри не было пустоты.  Пустота ждёт наполнения. Здесь жила полнота отсутствия. Так много ничего, что оно ломилось наружу. Свет из окна не падал. Он собирался, как вода в прозрачные лужицы. Это был не свет для глаз. Это был свет для кожи, для памяти. Его можно было только чувствовать.

/ Свет здесь не сияние. Он осадок. /

Ты стоишь.
(Стоишь ли ? Или это лишь память тела, что когда-то умело стоять?)

Не решаешься дышать громко. Здесь звук рождается не из колебаний, а из отголоска намерения. Громкий вдох был бы выстрелом желания, жадной мольбой о кислороде, которую это место не признаёт.

Тишина не молчит. Она дрожит, как струна, к которой прикоснулись однажды и которая теперь звучит вечно. Тишина полна ожидания. Она звучит не отсутствием, а предчувствием.

/ Тишина не молчание. Она репетиция. /

Ты боишься знать. Ведь знание превращает дыхание в вещь, а вещи здесь запрещены. Иногда поле замирает на миг, и отсутствие рисует контур, подобие формы.

В икре вздрагивает мышца. Тело вспомнило себя, и воздух отпрянул.

На стене трещина.

Но это не трещина. Это шрам на ткани отсутствия, место, где тишина на миг примерила форму. Ты подходишь ближе и чувствуешь притяжение этой честности.

Слова не выцарапаны. Они выросли. Как рубец. Как окаменелость. Они не для тебя. Это имя комнаты, данное самой себе.

«НИЧТО НЕ ЗАБЫТО. ОНО СПРЯТАЛОСЬ В ФОРМЕ»

Форма. Последнее убежище. Последний костюм. Видимость, что притворяется вещью, лишь бы укрыться от страшной свободы быть ничем, в частности, и быть всем сразу.

/ Форма — это последнее прикрытие небытия. /

Оборачиваешься. Никого нет. Личность здесь невозможна, как неверная нота. Но воздух дрожит, словно безымянный рот готов выпустить имя, которого не должно быть, и аккорд ждёт смычка на инструменте, сотканном из призрака.

В какой-то миг ты думаешь, что заснул. Но сон означает уход, а здесь ничто не уходит. Ты лишь стал мягче, достаточно, чтобы забыть границы.

Садишься на пол. Он не холодный. В нём хранится тишина нейтральности. Ты не знаешь, чего ждёшь, ведь ждать значит звать будущее, а здесь только настоящее, неподвижное и светящееся изнутри.

Может, звук. Тонкое дрожание возможности.

Может, прикосновение. Точечный обвал поля.

А может, просто присутствие, которое сядет рядом и не спросит ничего, и разделит тяжесть этого совершенного, бесконечного МЕЖДУ.

Память о лице. Не всём лице. Лишь угол глаза, склон носа, созвездие черт. Не образ, а формула чувства, которую ты уже не можешь решить. Часы на три семнадцать ночи. Рингтон, который ты выключил. Сообщение, которое так и не отправил.

Голос без слов. График его ритма. Мелодия дыхания. Шум мысли за ним.

Иногда ничто. Но это ничто так активно, так переполнено собственной пустотой, что дрожит у корня души. Ты вздрагиваешь, и это единственный верный ответ.

/ Ничто не пусто. Оно заряжено. /

Ты не пытаешься понять. Понимание, это клетка. Ты остаёшься. Позволяешь. Отдаёшься этому месту, где твоё «было» и «могло быть» растворяется в простом «есть».

Ведь сюда ушло всё. Не пропало, а ушло. Каждое чувство, что испарилось. Каждый разговор, оборванный на полуслове. Каждое будущее, что не сбылось. Они все здесь. Не как призраки, а как сущность, чистая и живая.

/ Уходящее не исчезает. Оно переселяется. /

Они ждут, пока ты перестанешь искать ответы. Ответы, это конец чуда. Они ждут, когда ты просто будешь. Когда станешь узлом в этой сети. Нотой в аккорде.

/ Ответ лишает вопрос тела. /

И, если ещё одно дыхание всё же прорвётся сквозь мембрану, слова окажутся ненужными. Они всего лишь неуклюжие ключи к замкам, которых здесь нет.
Нужно лишь встать рядом. Дать вашим полям отсутствия переплестись, резонансам настроиться друг на друга.

Почти произносишь имя, что сжало тишину, но не произносишь. Со-настраиваешься и открываешь рот не для речи, а чтобы выпустить заёмное дыхание.

с-ха… ру-нем…

Стены выдохнули, пыль слогов поднялась, поплыла и осела. Один слог коснулся твоего языка и растворился.

И вместе вы позволили стенам вспомнить.

Они не были из кирпича. Они были из спрессованного осадка всего того, что не было сказано.

/ Стена — это молчание под давлением. /

И они вспоминали себя.

И, помня себя, становились воспоминанием тебя.