ещё немного импрессии...

Уходит неслышною поступью лето,
еще побалу'ет какое-то время
хорошей погодой, но песнь его спета,
и вот уж в восемь прохладно и темень.
Большие часы на фасаде у башни
прищёлкнули стрелками на обороте,
и грустно немного, но вечер вчерашний,
и он, не прощаясь, из жизни уходит,
ведь стоит лишь стрелкам  друг с другом сцепиться,
споткнувшись о римскую цифру двенадцать,
как звоном куранты проложат границу
без права и повода засомневаться.

В ночном лабиринте из узеньких улиц
расставлены столики на тротуарах,
постелена скатерть, поставлены стулья,
и свечи пылают в подсвечниках старых.
На стенах танцуют дрожащие тени,
поведать готовые страшные тайны,
и туго  сплетённые стебли растений
не хуже зонтов из брезентовой ткани.
Дожди не пробьются сквозь толщу  навеса,
под ним и как прежде останется сухо,
поэтому булки из сдобного теста
несут горделиво в тарелках из кухонь.

А с ними внушительный  список из снеди,
от пышных бизе до говядины с кровью,
и трудно в ночной темноте не заметить,
как воздух пропитан вином и любовью.
Он пахнет духами и йодом  отчасти,
в нём запах томатного соуса с перцем,
в нём — тонкий намёк на мгновения счастья,
в котором колотится бешено сердце,
и кровь с молоком заполняет аорту,
и звезды, спускаясь, становятся ближе…
И взбитые сливки с поверхности торта
отделишь от края и с  ложечки слижешь.

Уставшие лодки качает водица,
как бёдра колышет в движении танца,
и клёкот огромной разбуженной птицы
пугающе звонок, и щёки  румянцем
в случайном испуге окрасятся густо.
Как поздней весною вишневые гейши,
виной и вином обнажая все чувства,
алкают любви, но любви августейшей,
в ночные объятья попросится  осень.
И ягоды в бочках и ветер забродят
по узеньким улочкам в метаморфозе,
где крепкие виски в угоду погоде.

Неслышною поступью лето уходит...