Шекспир, сонеты 50-100

 50

Как тяжело мне идти по этому пути,
Когда то, чего я ищу (конец моего утомительного путешествия),
Этот случай и этот покой учат нас говорить:
«Так далеко отмерены мили от твоего друга».
 Зверь, который несёт меня, измученный моими горестями,
Уныло тащится вперёд, чтобы нести этот груз во мне,
Как будто каким-то инстинктом бедняга знал,
Что его всадник не любит, когда его отрывают от тебя:
Кровавая шпора не может спровоцировать его на это,
Иногда гнев проникает в его шкуру.,
На что он отвечает тяжелым стоном,
Для меня это более резко, чем пришпоривать его,
 Ибо тот же самый стон вызывает это в моем сознании.,
 Мое горе впереди, а радость позади.


 51

Так может моя любовь простить медленное оскорбление,
Моего тупого носителя, когда от тебя я спешу,
Зачем мне спешить туда, откуда ты?
 Пока я не вернусь, нет нужды в спешке.
 О, какое оправдание найдёт мой бедный конь,
 когда даже стремительный конец может показаться медленным?
 Тогда мне придётся пришпорить его, даже если он скачет по ветру.
В стремительном полёте я не буду знать покоя,
И ни одна лошадь не сможет угнаться за моим желанием.
Поэтому желание (созданное из совершеннейшей любви)
Не будет рысить в своей огненной гонке,
Но любовь за любовь так оправдает мой нефрит:
 Поскольку он уходил от тебя, упиваясь своей медлительностью,
Я побегу к тебе и позволю ему уйти.


 52

Так и я подобен богачу, чей благословенный ключ
Может привести его к сладкому запертому сокровищу,
Которое он не станет осматривать каждый час,
Чтобы не притупить остроту редкого удовольствия.
Поэтому пиры так торжественны и так редки.
С тех пор как редко что-то происходит в этом долгом году,
Как драгоценные камни, они разбросаны повсюду,
Или как драгоценности капитана в сундуке.
Так и время хранит тебя, как моя грудь
Или как шкаф, в котором спрятано платье,
Чтобы в какой-то особенный момент ты был особенно счастлив,
Обнажив свою заточенную гордость.
 Благословенны вы, чья добродетель не знает границ,
Кто должен торжествовать, кому не на что надеяться.


 53

Что ты за существо, из чего ты сделан,
Что на тебя ложатся миллионы странных теней?
Ведь у каждого есть своя тень,
А ты один можешь дать тень каждому:
Опиши Адониса и его двойника,
Который плохо подражает тебе,
На щеке Елены застыло всё искусство красоты,
А ты в греческих туниках нарисован заново:
Говори о весне и о приходе года,
Один лишь отбрасывает тень твоей красоты,
Другой предстаёт в твоей щедрости,
А тебя мы знаем во всех блаженных обличьях.
 Во всей внешней красоте есть что-то от тебя.
 Но ты не любишь никого, кроме себя, в своём непостоянном сердце.


 54

О, насколько прекраснее кажется красота,
Когда её украшает правда!
Роза прекрасна, но ещё прекраснее мы её считаем
Ради этого сладкого аромата, который в нём живёт:
 Цветы черёмухи окрашены так же глубоко,
Как и благоухающие розы.
Они держатся на таких шипах и так же безрассудно играют,
Когда летнее дыхание раскрывает их бутоны:
Но их добродетель проявляется только в этом.
Они живут, не добиваясь внимания, и увядают без почтения,
Умирая сами по себе. Сладкие розы так не поступают.
Из их сладкой смерти рождаются самые сладкие ароматы.:
 Так и из тебя, прекрасная юность,
 Когда они увянут, мои стихи подчеркнут твою правду.


 55

Ни мрамора, ни позолоченных памятников
Из всех принцев этот мощный стих переживёт века,
Но ты будешь сиять ярче в этих строках,
Чем необработанный камень, покрытый налётом времени.
Когда опустошительная война свернёт статуи,
И руины уничтожат каменную кладку,
Ни меч Марса, ни быстрый огонь войны не сожгут:
Живую память о тебе.
Против смерти и всепоглощающей вражды
Будешь ли ты идти вперёд, твоя слава всё равно найдёт себе место,
Даже в глазах всех потомков,
Которые доведут этот мир до рокового конца.
 Так что до тех пор, пока ты сам не предстанешь перед судом,
Ты живёшь в этом мире и обитаешь в глазах влюблённых.


 56

Сладкая любовь обновляет твою силу, да не будет сказано этого.
Твой острый край должен быть притупленнее, чем аппетит.,
Который только сегодня благодаря питанию ослабевает,
Завтра обостряется в своей былой мощи.
Так люби же и ты, хотя сегодня ты наполняешь
Свои голодные глаза, пока они не заблестят от сытости,
Завтра смотри снова и не убивай
Дух любви с вечной тупостью:
Пусть это печальное время будет подобно океану,
Который разделяет берега, где двое заключили новый союз,
Приходят каждый день на берег, чтобы, когда они увидят:
Возвращение любви, вид был ещё более радостным.
 Или назовите его зимой, которая полна забот,
 Делает лето желанным, в три раза более желанным и редким.


 57

Будучи твоим рабом, что я могу сделать, кроме как угождать
В часы и дни, когда ты этого желаешь?
У меня совсем нет драгоценного времени, которое я мог бы потратить;
И я не могу оказывать услуги, пока ты этого не потребуешь.
И я не смею упрекать бесконечный мир в том, что он так устроен.
Пока я (мой государь) слежу за часами в ожидании тебя,
Не думай, что горечь разлуки отравляет мне жизнь,
Когда ты в последний раз попрощался со своим слугой.

Я не смею ревностно допытываться,
Где ты можешь быть или какие у тебя дела,
Но, как печальный раб, остаюсь и ни о чём не думаю
Берегись, где бы ты ни был, как бы ты ни радовал тех, кто рядом.
 Любовь так слепа, что в твоей воле,
 (что бы ты ни делал) она не видит ничего дурного.


 58

Не дай бог, чтобы тот, кто сделал меня твоим рабом,
заставлял меня думать о том, как ты проводишь время,
или чтобы я считал часы, проведённые с тобой,
будучи твоим вассалом, обязанным не мешать тебе.
О, позволь мне страдать (будучи в твоей власти)
 Из-за того, что ты несвободен.
И смирись с тем, что тебе приходится терпеть каждый запрет,
Не обвиняя тебя в причинении вреда.
 Будь там, где пожелаешь, твоя власть так сильна.
Чтобы ты сам мог распоряжаться своим временем
Как пожелаешь, оно принадлежит тебе,
Ты сам можешь простить себя за совершённое преступление.
 Я буду ждать, даже если ожидание будет адом,
Не виню тебя за то, что ты поступаешь хорошо или плохо.


 59

Если нет ничего нового, кроме того, что было раньше,
То как же наш разум может быть обманут,
Если он трудится над изобретением, которое не приносит пользы
Вторая ноша бывшего ребёнка!
О, если бы эта запись могла оглянуться назад,
Даже на пятьсот оборотов солнца,
Показать мне твой образ в какой-нибудь старинной книге,
С тех пор как разум впервые обрёл характер.
Чтобы я мог увидеть, что мог бы сказать старый мир,
Этому сложному чуду твоего тела,
Исправились ли мы, или они стали лучше,
Или революция осталась прежней.
 О, конечно, я - остряк прежних дней,
 Предметам похуже воздали восхищенную похвалу.


 60

Подобно тому, как волны набегают на галечный берег,,
Так и наши минуты спешат к своему концу.,
Каждый, сменяя то, что было прежде,
В последовательном труде все стремятся вперёд.
Рождение, однажды появившись на свет,
Ползёт к зрелости, где, увенчанный,
Кривой затмевает его славу в борьбе.
И Время, что давало, теперь отнимает.
 Время уничтожает всё цветущее в юности,
И углубляет морщины на челе красоты,
 Питается редкостями истинной природы,
И ничто не устоит перед его косой.
 И всё же я надеюсь, что мои стихи будут жить,
 Восхваляя твою ценность, несмотря на его жестокую руку.


 61

Воля ли твоя, чтобы твой образ не смыкал
Мои тяжёлые веки в эту утомительную ночь?
Желаешь ли ты, чтобы мой сон был нарушен,
Пока тени, подобные тебе, насмехаются над моим зрением?
Не твой ли дух ты посылаешь?Ты
Так далеко от дома, чтобы совать нос в мои дела,
Выискивать во мне постыдные поступки и праздные часы,
Размах и продолжительность твоей ревности?
О нет, твоя любовь, хоть и сильна, не так велика,
Как моя любовь, которая не даёт мне уснуть,
Моя истинная любовь, которая лишает меня покоя,
Чтобы я всегда был на страже ради тебя.
 Я страж для тебя, пока ты спишь где-то в другом месте.
 Я далеко от других, а они слишком близко.


 62

Грех себялюбия завладел моим взором,
И всей моей душой, и всеми моими частями;
И от этого греха нет лекарства,
Он так глубоко укоренился в моём сердце.
Мне кажется, что нет лица прекраснее моего,
Нет формы столь совершенной, нет истины столь достоверной,
И я сам определяю свою ценность,
Превосходя всех остальных во всех отношениях.
Но когда зеркало показывает мне, что я на самом деле
измождён и покрыт морщинами,
Я читаю в своей любви к себе прямо противоположное:
Любовь к себе — это безнравственность.
 Тебя, себя, я восхваляю,
Окрашивая свой возраст красотой твоих дней.


 63

Моя любовь будет такой же, как я сейчас,
С изувеченной и израненной рукой Времени,
Когда часы высосут его кровь и нахмурят его лоб
С морщинами, когда его юное утро
Перешло в бурную ночь старости,
И все те красоты, королем которых он теперь является
Исчезают или пропадают из виду,
Крадут сокровище его источника:
На такое время я сейчас укрепляюсь
Против жестокого ножа смущающего века,
Который он никогда не вычеркнет из памяти
Красота моей сладкой любви, хотя и жизнь моего возлюбленного.
 Его красота будет видна в этих чёрных линиях,
 И они будут жить, а он в них — по-прежнему зелёный.


 64

Когда я увидел, как подлая рука Времени изуродовала
Богатую и гордую старость, похороненную в земле,
Когда я вижу, как рушатся некогда величественные башни,
И медь становится вечным рабом смертельной ярости.
Когда я вижу, как голодный океан
Захватывает прибрежное царство,
А твердая почва побеждает водную стихию,
Приумножая потери и умножаясь сама.
Когда я вижу такую смену власти,
Или когда власть сама приходит в упадок,
Руины учат меня размышлять следующим образом:
Это время придет и заберет мою любовь.
 Эта мысль подобна смерти, которая не может выбирать.
 Но плачет, желая иметь то, что боится потерять.


 65

Ни медь, ни камень, ни земля, ни бескрайнее море,
Но печальная смертность подрывает их силу.
Как красота может противостоять этой ярости?
Чьё действие не сильнее, чем у цветка?
О, как может медленное дыхание лета выстоять
Против яростной осады наступающих дней?
Когда даже неприступные скалы не так уж крепки,
А стальные ворота не так уж надёжны, как время?
О, страшное размышление, где же, увы,
Спрятана лучшая жемчужина Времени в сундуке Времени?
 Или какая сильная рука может удержать его стремительный шаг?
 Или кто может запретить ему завладеть красотой?
 Никто, если только это чудо не свершится,
 И моя любовь не засияет ярким светом в чёрных чернилах.


 66

Утомлённый всем этим, я молю о спокойной смерти:

Как нищий, рождённый в пустыне,
Не нуждающийся ни в чём, кроме веселья,
И чистой веры, к несчастью, лишённый,
И позолоченной чести, постыдно утраченной,
И девственной добродетели, грубо опороченной,
И истинного совершенства, несправедливо опозоренного,
И силы, хромой на ходу.
И искусство, скованное властью,
И глупость, подобная врачу, управляющая мастерством,
И простая истина, ошибочно названная простотой,
И добро, находящееся в плену у больного капитана.
 Я устал от всего этого, я бы хотел уйти,
Но, чтобы умереть, я оставляю свою любовь в покое.


 67

Ах, зачем ему жить в заражении,
И своим присутствием поощрять нечестие,
Чтобы грех получил от него выгоду,
И украсил себя его обществом?
Зачем фальшивой живописи подражать его щекам,
И красть мертвенный вид у его живого оттенка?
Зачем бедной красоте искать окольными путями
Розы из тени, если его роза настоящая?
Зачем ему жить, когда природа обнищала,
Лишившись крови, что струится по живым венам,
Ведь у неё теперь нет казны, кроме его,
И она, гордая многими, живёт за его счёт?
 О, она копит, чтобы показать, какое богатство у неё было,
В те далёкие дни, когда всё было не так плохо.


 68
Так его щека — карта прожитых дней,
Когда красота жила и умирала, как сейчас умирают цветы,
До того, как появились эти ублюдочные признаки красоты,
Или осмелились поселиться на живом челе:

До того, как были сострижены золотые локоны мертвецов,
Праведников могил,
Чтобы прожить вторую жизнь на второй голове,
Прежде чем мёртвая красота обрела новую жизнь:
В нём видны те священные древние часы,
Без всяких украшений, сами по себе,
Не делающие лето из чужой зелени,
Не лишающие старое красоты,
 И он, как карта, хранится у природы.
 Чтобы показать ложному Искусству, какой была красота в былые времена.


 69

Те части тебя, что видит мир,
Не нуждаются в том, что может исправить мысль сердца:
Все языки, голоса душ воздают тебе должное,
Высказывая чистую правду, как это делают враги.
Таким образом, твоя внешность увенчана внешней похвалой,
Но те же языки, что так восхваляют тебя,
В других акцентах эта похвала звучит сбивчиво.
Они видят дальше, чем позволяет глаз.
Они вглядываются в красоту твоего разума,
И, догадываясь об этом, судят по твоим поступкам.
Тогда их мысли (хотя их взгляды были добры)
К твоему прекрасному цветку добавь зловоние сорняков:
 Но почему твой запах не соответствует твоему виду?
 Дело в том, что ты произрастал на обычной земле.


 70

 То, что тебя обвиняют, не является твоим недостатком,
 Ведь клевета всегда была на стороне прекрасного,
 Украшение красоты вызывает подозрения,
 Ворона, которая летает в самом сладком небесном воздухе.
Так что будь добр, клевета только на руку.
Твоё достоинство ценится временем.
Ведь гнилой порок любит самые сладкие плоды.
И ты являешь собой чистое, незапятнанное начало.
Ты прошёл через засады юных дней,
Либо не подвергшись нападению, либо одержав победу.
Но эта твоя хвала не может быть твоей хвалой,
Чтобы обуздать зависть, которая только разгорается.
 Если кто-то заподозрит, что ты плохо маскируешь свои чувства,
 то ты один будешь в ответе за королевство сердец.


 71

 Не плачь по мне, когда я умру,
 иначе ты услышишь мрачный колокольный звон.
 Он предупредит мир о том, что я сбежал
 из этого мерзкого мира, чтобы жить с самыми мерзкими червями.
Нет, если ты прочтешь эту строку, не вспоминай
О руке, которая ее написала, ведь я так сильно тебя люблю,
Что ты забудешь обо мне в своих сладких мыслях,
Если мысли обо мне заставят тебя страдать.
О, если, говорю я, ты взглянешь на этот стих,
Когда я (возможно) смещусь в небытие,
Не повторяй даже моего жалкого имени;
Но пусть твоя любовь угаснет вместе с моей жизнью.
 Чтобы мудрый мир не внял твоим стенаниям
И не насмехался над тобой после моей смерти.


 72

О, чтобы мир не заставлял тебя декламировать,
Какую заслугу я имел, чтобы ты любила меня
После моей смерти, любовь моя, забудь меня совсем,
Ведь во мне нет ничего достойного тебя.
Разве что ты придумаешь какую-нибудь добродетельную ложь,
Чтобы сделать для меня больше, чем я заслуживаю,
И воздать умершему больше хвалы,
Чем скупой на похвалу язык:
О, чтобы твоя истинная любовь не показалась фальшивой в этом,
То, что ты из любви говоришь обо мне хорошо, неправда,
Пусть мое имя будет похоронено там, где мое тело,
И не живи больше, чтобы не позорить ни меня, ни тебя.
 Ибо мне стыдно за то, что я приношу.,
 И вам тоже следует любить то, чего вы не стоите.


 73

То время года, которое ты можешь увидеть во мне,,
Когда висят желтые листья, или их нет, или их немного
На тех ветвях, что дрожат от холода,
Обнажились разрушенные хоры, где недавно пели славные птицы.
Во мне ты видишь сумерки такого дня,
Как после заката меркнет на западе.
Которое мало-помалу уносит чёрная ночь,
второе «я» смерти, что погружает всё в покой.
Во мне ты видишь отблеск такого огня,
что лежит на пепелище его юности,
как смертное ложе, на котором он должен угаснуть,
Поглощённый тем, чем он питался.
 Ты это понимаешь, и это делает твою любовь сильнее,
чтобы любить то, что ты должен будешь оставить вскоре.


 74

Но будь доволен, когда этот жалкий арестант
Без всякого залога увезёт меня с собой.
В моей жизни есть кое-что интересное,
Что навсегда останется с тобой.
Когда ты пересмотришь это, ты пересмотришь.
 Эта часть была посвящена тебе.
 Земля может иметь только то, что ей принадлежит.
 Мой дух принадлежит тебе, это лучшая часть меня.
 Так что ты потерял лишь жалкие остатки жизни,
Добычу червей, ведь моё тело мертво.
 Трус, побеждённый ножом негодяя,
Слишком ничтожен, чтобы о нём вспоминать.
 Ценность этого — в том, что оно содержит.
 И это так, и это останется с тобой.


 75

Ты для моих мыслей — как пища для жизни,
Или как благодатные дожди для земли;
И ради твоего спокойствия я веду такую борьбу
Как между скупцом и его богатством.

То горд, как наслаждающийся, то
Сомневается, что алчный век украдёт его сокровище,
То считает за лучшее быть с тобой наедине,
То хочет, чтобы весь мир видел моё удовольствие,
То наслаждается твоим видом,
То изголодался по твоему взгляду,
Не имея или не стремясь получить никакого удовольствия,
Кроме того, что есть или должно быть взято у тебя.
 Так я тоскую и пресыщаюсь день за днём,
 Или пресыщаюсь всем, или всё теряю.


 76

Почему в моих стихах так мало новой гордости?
Так мало разнообразия или быстрых перемен?
Почему с течением времени я не отвожу взгляд
В сторону новых методов и странных соединений?
Почему я всё ещё пишу одно и то же,
И держу изобретение в заточении,
Где каждое слово почти говорит о моём имени,
Показывая своё происхождение и то, откуда оно взялось?
О, знай, милая любовь, я всегда пишу о тебе,
И ты, и любовь по-прежнему — мои аргументы:
Так что все мои лучшие одевает старые слова новый,
Расходы опять то, что уже потрачено:
 Ибо как солнце ежедневно новые, так и старые,
 Так это моя любовь по-прежнему утверждаю, что сказал.


 77

Твое зеркало покажет тебе, как одеваются твои красавицы.,
Твой циферблат, как ты растрачиваешь свои драгоценные минуты,
Эти пустые листы сохранят отпечаток твоего разума,
И ты сможешь вкусить эту книгу, это учение.
 Морщины, которые покажет твоё стекло,
Напомнят тебе о могилах с открытыми ртами,
Ты сможешь узнать о тайном движении твоего циферблата,
О воровском пути времени в вечность.
 Посмотри, что не может вместить твоя память,
Запиши это на этих пустых листах, и ты найдёшь
Те дети, которых ты вскормил, вышли из твоего мозга,
Чтобы по-новому познакомиться с твоим разумом.
 Эти занятия, как бы часто ты на них ни смотрел,
Принесут тебе пользу и значительно обогатят твою книгу.


 78
Столь часто я взывал к тебе как к своей музе,
И находил столь щедрую помощь в своих стихах,
Что каждое чужеземное перо обрело во мне опору,
И под твоим покровительством их поэзия расцвела.
Твои глаза, что научили немых петь на небесах,
И тяжкое невежество вознесли ввысь,
Прибавили перьев на крыло учёного,
И придали изяществу двойную величавость.
Но больше всего гордись тем, что я составляю,
 чьё влияние — твоё, и оно рождено тобой,
 в чужих работах ты лишь исправляешь стиль,
И искусства украшаются твоими прелестями.
 Но ты — всё моё искусство, и ты развиваешься
 Так же высоко, как и знания, моё грубое невежество.


 79

Пока я в одиночку взывал к твоей помощи,
В моих стихах была вся твоя нежная прелесть,
Но теперь мои изящные строки увяли,
И моя больная муза нашла себе другое место.
Я признаю (милая любовь), что твой прекрасный аргумент
Заслуживает труда более достойного пера,
Но что о тебе придумает твой поэт,
Он крадет у тебя и платит тебе за это снова,
Он одалживает тебе добродетель, и он украл это слово,
Из твоего поведения он дает красоту
И нашел это в твоей щеке: он может позволить себе
Хвала не тебе, а тому, что в тебе живет.
 Тогда не благодари его за то, что он говорит,
Ведь то, что он должен тебе, ты отдаёшь сам.


 80

О, как я теряюсь, когда пишу о тебе,
Зная, что более возвышенный дух использует твоё имя,
И тратит все свои силы на его восхваление,
Чтобы я потерял дар речи, говоря о твоей славе.
Но поскольку твоя ценность широка, как океан,
А скромность — как самый гордый парус,
Моя дерзкая ладья (намного уступающая его кораблю)
 намеренно появляется на твоих широких просторах.
Твоя малейшая помощь удержит меня на плаву,
пока он плывёт по твоим безмолвным глубинам,
Или (если я потерплю крушение)  я стану бесполезной лодкой.
Он высокого роста и горд собой.
 Тогда, если он преуспеет, а меня отвергнут,
 Хуже всего было то, что моя любовь погубила меня.


 81

 Или я проживу столько, что успею написать твою эпитафию,
 Или ты выживешь, когда я сгнию в земле,
Отсюда смерть не сможет стереть твою память,
 Хотя каждая частичка меня будет забыта.
 Твоё имя обретёт бессмертную жизнь,
Хоть я (однажды ушедший) и должен умереть для всего мира,
Земля может дать мне лишь общую могилу,
Когда ты будешь лежать, погребённая в глазах людских,
Твоим памятником станут мои нежные стихи,
Которые не прочтут ещё не созданные глаза.
И языки будут, и ваше бытие будет репетировать,
Когда все дышащие в этом мире умрут,
Вы всё равно будете жить, такова сила моего пера,
Где дышит большинство, даже в устах людей.


 82

Я признаю, что ты не был женат на моей музе,
И поэтому можешь без зазрения совести
Пропускать слова посвящения, которые писатели используют
Для своего прекрасного предмета, благословляя каждую книгу.
Ты столь же прекрасен в знаниях, сколь и в цвете лица.
Твоя ценность превосходит все мои похвалы,
И поэтому ты вынужден искать что-то новое,
Что-то более свежее, что-то лучшее, что приносит время.
И делай это с любовью, даже когда они придумают,
Какие натянутые штрихи может придать риторика,
Ты по-настоящему справедлив, тебе по-настоящему сочувствуют,
В истинно простых словах, от твоего правдивого друга.
 И их грубая живопись могла бы быть лучше использована.,
 Там, где щекам нужна кровь, в thee ею злоупотребляют.


 83

Я никогда не видел, чтобы вам нужна была живопись,
И поэтому на вашей ярмарке нет набора для рисования,
Я обнаружил (или мне показалось, что я обнаружил), что ты превзошёл
Это пустое требование поэта:
И поэтому я доверился твоему отчёту,
Который ты сам вполне мог бы показать,
Насколько современное перо несовершенно.
Говоря о ценности, какая ценность в тебе растет.
Это молчание за мой грех, которое ты приписал мне.,
Что будет самой моей славой, так это то, что я немая.,
Ибо я не умаляю красоты, будучи немым.,
Когда другие подарили бы жизнь и воздвигли могилу.
 В одном из твоих прекрасных глаз живет больше жизни,,
 Чем оба твоих поэта могут восхвалять.


 84

Кто говорит больше всех, кто может сказать больше,
Чем эта пышная хвала: что ты один — это ты,
В чьих пределах сокрыт клад,
Который должен стать примером для тех, кто равен тебе.
В этом пером заключена скудость,
Которая придаёт его предмету немалую славу.
Но тот, кто пишет о тебе, если он может сказать,
Что ты — это ты, тем самым возвышает свой рассказ.
Пусть он лишь копирует то, что написано в тебе,
Не ухудшая того, что природа сделала таким ясным,
И такой двойник прославит его остроумие,
Сделав его стиль предметом восхищения повсюду.
 Ты к своим прекрасным дарам добавляешь проклятие,
 Будучи падкой на похвалу, которая делает твои похвалы ещё хуже.


 85

Моя косноязычная муза в приличиях не уступает,
Пока комментарии к твоим хвалебным одам,
Написанные золотым пером,
И драгоценные фразы, составленные всеми музами,
Я думаю о хорошем, в то время как другие пишут хорошие слова,
И, как неграмотный клерк, всё равно кричу «Аминь»
На каждый гимн, который сочиняет способный дух,
В отточенной форме хорошо обработанного пера.
Услышав, что тебя хвалят, я говорю: «Так и есть, это правда»,
И к большинству похвал добавляю кое-что ещё,
Но это только в моих мыслях, чья любовь к тебе
(Хотя слова приходят в последнюю очередь) стоит на первом месте.
 Тогда другие, ради благозвучия слов,
Меня за мои немые мысли, говорящие по существу.


 86

Был ли это гордый полный парус его великого стиха,
Направленный к цели (слишком драгоценной) — к тебе,
Неужели мои созревшие мысли в моей голове
Обрели могилу в том чреве, где они росли?
Был ли это его дух, обученный духами писать
Выше смертного уровня, который сразил меня наповал?
Нет, ни он, ни его ночные собратья
Не помогли ему, мой стих поразил их.
Ни он, ни тот приветливый знакомый призрак,
Который по ночам развлекает его разговорами,
Не могут похвастаться тем, что победили моё молчание.
Я не был болен никаким страхом оттуда.
 Но когда твое лицо заполнило его линию.,
 Тогда мне не хватало значения, это ослабило мое.


 87

Прощай! ты слишком дорог для меня, чтобы обладать тобой,
И, как видно, ты знаешь себе цену.
Хартия твоей ценности освобождает тебя:
Мои обязательства перед тобой определены.
Ведь как я могу владеть тобой, если ты сам мне это даёшь?
И где же тогда моё богатство?
Причина этого щедрого дара во мне самом отсутствует,
И поэтому мой патент снова аннулирован.
Ты отдал себя, не зная своей ценности,
Или я, которому ты это отдал, ошибся,
Так что твой великий дар, выросший из недопонимания,
Возвращается домой, когда я принимаю более взвешенное решение.
 Так что ты был для меня как сон,
Во сне ты король, но наяву — ничто.


 88

Когда ты будешь расположен осветить меня,
И выставить мои заслуги в глазах презрения,
На твоей стороне, я буду сражаться против самого себя,
И докажу тебе добродетель, хотя ты и отрекся от клятвы:
Поскольку моя собственная слабость известна лучше всего,
С твоей стороны я могу рассказать историю
О скрытых недостатках, в которых я уверен:
Что ты, потеряв меня, снискаешь много славы:
И я тоже от этого выиграю,
Потому что все мои мысли о тебе,
И обиды, которые я наношу себе,
Приносят тебе выгоду, а мне — двойную выгоду.
 Такова моя любовь, я полностью принадлежу тебе.
 Ради твоего блага я готов стерпеть любое зло.


 89

Скажи, что ты оставила меня из-за какой-то моей ошибки,
и я прокомментирую это оскорбление.
Поговори о моей хромоте, и я сразу остановлюсь:
не стану защищаться от твоих доводов.
Ты не можешь (любовь моя) так сильно опозорить меня,
чтобы придать форму желаемому изменению.
Поскольку я опозорю себя, зная о твоём желании,
я разорву все связи и буду вести себя странно:

Я не буду появляться в тех местах, где бываешь ты, и не буду произносить
твоё милое, любимое имя,
Чтобы я, будучи слишком нечестивым, не поступил неправильно
и, возможно, не рассказал о нашем давнем знакомстве.
 Ради тебя я готов поклясться в споре с самим собой,
 что никогда не полюблю того, кого ты ненавидишь.


 90

 Тогда возненавидь меня, если хочешь, сейчас,
 пока мир настроен против моих поступков,
объединись со злобой судьбы, заставь меня склониться,
 и не нанеси удар в спину:
 О, не делай этого, когда моё сердце избежит этой печали.
Приди в тыл к поверженному горю,
Не оставляй ветреную ночь дождливому утру,
Чтобы отсрочить предначертанное падение.
Если ты оставишь меня, не оставляй последним,
Когда другие мелкие горести выполнят свою работу,
Но приходи в начале, чтобы я мог вкусить
Сначала самое худшее, что может случиться с человеком.
 И другие горести, которые сейчас кажутся горестями,
по сравнению с потерей тебя, таковыми не покажутся.


 91

Кто-то гордится своим происхождением, кто-то — мастерством,
кто-то — богатством, кто-то — силой своего тела,
кто-то — одеждой, пусть и новомодной, но дурного качества:
кто-то — соколами и гончими, кто-то — лошадьми.
И у каждого чувства есть своё сопутствующее удовольствие,
в котором оно находит радость, превосходящую всё остальное.
Но эти частности не для меня.
Всё это я предпочитаю одному общему благу.
Твоя любовь для меня дороже высокого происхождения.
Богаче богатства, горже, чем стоимость одежды,
Наслаждаюсь большим, чем ястребы и лошади.:
И, имея тебя, я хвалюсь гордостью всех людей.
 Несчастный только в этом, что ты можешь взять,
 Все это пропадает, а меня самого делают несчастным.


 92

Но сделай все возможное, чтобы улизнуть отсюда.,
На всю жизнь ты уверен, что принадлежишь мне.,
И жизнь не будет длиться дольше, чем твоя любовь,
Ведь она зависит от твоей любви.
Тогда мне не нужно бояться худших из зол,
Ведь моя жизнь оборвётся из-за малейшей из них.
Я вижу, что мне уготовано лучшее состояние,
Чем то, что зависит от твоего настроения.
Ты не можешь досаждать мне непостоянством ума,
Поскольку моя жизнь зависит от твоего восстания.,
О, какое счастливое название я нахожу:
Счастлив иметь твою любовь, счастлив умереть!
 Но что же такое благословенно-прекрасное, что не боится запятнанности?
 Ты можешь быть фальшивкой, и все же я этого не знаю.


 93

Так и я буду жить, предполагая, что ты истинен,
Как обманутый муж, так и лицо любви,
Может по-прежнему казаться мне любовью, хоть и изменившейся:
Твой взгляд со мной, но сердце в другом месте.
Ведь в твоих глазах не может быть ненависти,
Поэтому я не могу распознать в тебе перемену,
Во многих взглядах — историю лживого сердца
В его чертах, и хмурых взглядах, и морщинах странных

Но небеса в твоем творении постановили,
Что в твоем лице всегда должна пребывать любовь,
Какими бы ни были твои мысли или сердечные порывы,
Твой взгляд не должен выражать ничего, кроме нежности
 Как яблоня Евы, расцветает твоя красота,
Если твоя добродетель не соответствует твоему облику


 94

Те, у кого есть сила причинять боль, но они ничего не сделают,
Те, кто не делает этого, больше всего проявляют себя,
Те, кто движет другими, сами как камень,
Невозмутимые, холодные и медленно поддающиеся искушению:
Они по праву наследуют милость небес,
И экономят природные богатства, не тратя их.,
Они - лорды и владельцы своих лиц,
Другие, но управляющие своим совершенством:
Летний цветок для лета сладок,
Хотя для него самого он только живет и умирает,
Но если этот цветок встречается с низменной инфекцией,,
Самый низменный сорняк превосходит его достоинство:
 Ибо самые приятные вещи становятся самыми кислыми из-за своих поступков,
 Лилии, которые гниют, пахнут гораздо хуже сорняков.


 95

Как сладок и прекрасен твой стыд,
Что, словно язва на благоухающей розе,
Портит красоту твоего расцветающего имени!
О, в какие сладости ты облекаешь свои грехи!
 Тот язык, что повествует о твоих днях,
(Отпуская непристойные комментарии о твоих забавах)
 Не может не восхвалять, но восхваляет в своей манере,
Называя твоё имя, благословляет дурную славу.
 О, какой дом обрели эти пороки,
Которые избрали тебя своим пристанищем,
Где вуаль красоты покрывает каждое пятно,
И все становится прекрасным, что могут видеть глаза!
 Обрати внимание (дорогое сердце) на эту великую привилегию,
 Самый твердый нож, которым плохо пользуются, теряет свою остроту.


 96

Кто-то говорит, что твоя вина - молодость, кто-то распутство,
Кто-то говорит, что твоя милость — это молодость и лёгкое развлечение.
И милость, и недостатки любимы в большей или меньшей степени:
Ты превращаешь недостатки в достоинства, к которым можно обратиться:
Как на пальце королевы, восседающей на троне,
Самый простой драгоценный камень будет высоко цениться:
Так и те ошибки, которые в тебе видны,
Превращаются в истины и считаются за правду.
Сколько ягнят мог бы погубить суровый волк,
Если бы он мог, как ягнёнок, менять свой облик!
 Сколько бы ты мог увести за собой,
Если бы ты мог использовать всю мощь своего государства!
 Но не делай этого, я люблю тебя так,
 Что ты мой, и я горжусь тем, что ты мой.


 97

Как же похоже было моё отсутствие
На зиму, на радость быстротечного года!
Какой холод я ощущал, какие мрачные дни видел!
Повсюду была голая декабрьская земля!
И всё же это время было временем лета,
Обильной осени, богатой урожаем,
Несущей бессмысленное бремя расцвета,
Подобно вдовствующим чредам после смерти их господ:
И всё же этот обильный урожай показался мне
Лишь надеждой сирот и нерождённых плодов,
Ведь лето и его радости ждут тебя,
А ты далеко, и даже птицы молчат.
 Или если они и поют, то с таким унылым весельем,
 Листья бледнеют, страшась приближения зимы.


 98
Я отсутствовал у тебя весной,
Когда гордый апрель (одетый во все свои наряды)
Вдохнул в каждую вещь дух молодости:
И грузный Сатурн смеялся и прыгал вместе с ним.
Но ни пение птиц, ни сладкий аромат
Разных цветов, различающихся по запаху и цвету,
Они могли бы заставить меня рассказывать истории о любом лете:
 Или срывать их с их гордых ветвей, где они росли:

Я не удивлялся белизне лилий,
Они были лишь милыми, восхитительными созданиями:
Я тянулся за тобой, ты была образцом для всех.
 Но казалось, что зима всё ещё здесь, а ты далеко,
 Как с твоей тенью, я играл с ними.


 99

 Так я упрекал фиалку,
 Милая воровка, откуда ты взяла свой сладкий аромат,
 Если не из дыхания моей любви? Пурпурная гордость
Что на твоей нежной щеке за румянец?
Ты слишком сильно пропиталась кровью моей любви.
Я осудил лилию за то, что она коснулась твоей руки,
И бутоны майорана украсили твои волосы,
Розы в ужасе стояли на шипах,
Одни сгорали от стыда, другие — от отчаяния:
Третий, ни красный, ни белый, убил и того, и другого,
И к его грабежу присоединил твое дыхание,
Но за его кражу в гордости всего его роста
Мстительная язва съела его до смерти.
 Я заметил еще цветы, но ни одного не смог разглядеть,
 Но сладость или цвет они унаследовали от тебя.


 100

Где же твоя Муза, о которой ты так долго забывал,
Говорить о том, что даёт тебе всю твою силу?
 Тратишь ли ты свою ярость на какую-то никчёмную песню,
Лишающую тебя возможности озарять светом низменных людей?
 Вернись, забывчивая Муза, и сразу же искупи
 Время, так бездумно потраченное на изящные числа.
Пой для тех, кто ценит твои песни,
И дарит твоему перу и мастерство, и аргументы.
Восстань, отдохнувшая Муза, взгляни на милое лицо моей любви.
Если время оставило на нём хоть одну морщинку,
Если хоть одну, то высмей увядание,
И пусть трофеи времени презираются повсюду.
Даруй моей любви славу быстрее, чем Время растрачивает жизнь,
Так ты предотвратишь его косу и кривой нож.