Я из комнаты вышла...

читала у Бродского про шипку и стул,
про август читала, стояла на площади
привокзальной, где статуя умирала под гул
бестолковой толпы — что проще бы?
смотрела на мальчика у стены, только зря —
у него за спиной — пустота, старение.
его «Милая... надцатого мартобря»—
единственное вне времени...
как «Божественная комедия».
 
 
есть у каждого надцатое мартобря,
есть у каждого памятник в мёртвом пространстве,
но не каждый способен в снегах января
разглядеть августовские стансы...
 
бродила по улицам тесным, пустым,
изъяснялась глаголами - прилагательными,
загоняла себя в никотиновый дым,
называла тебя предателем,
 
несла полный бред про погоду во вне —
мне казался весь мир отвратительным,
себя ненавидела.
даже во сне
в кособоком своём укрытии
оставляла открытыми на ночь глаза,
разжигала костры, темноту не приветствуя,
моя носогубная борозда
с бороздою чужой соседствовала.
 
почитала Слова, но читала не тех,
проворонила снайперов-лучников,
в землянках жила, но смотрела — вверх,
шла бесцельно и без попутчиков...
 
среди ночи кричала в пустую тюрьму:
не хочу, не хочу, не хочу — не умру...
как ни в чём не бывало, вскочив по утру,
возвращалась в свою конуру...
 
глядела на небо — пытаясь понять
почему не зовут, отчего не звонят
кто меня позабыл у приютских дверей
лагерей..
 
привозили на лето в автобусах нас
в пионерское гетто  взрослеющих масс...
 
я была, но меня — вот — как будто и нет,
я из комнаты вышла, не выключив свет