190 СоНет

http://www.stihi.ru/2015/02/17/2504

--------------------------------------

Про всё что свыше, то что от природы,
за доброе и злое не виня,
я должен помнить те былые годы,
пока всё это есть внутри меня!?

Дано не сразу всем определиться,
чья жизнь взрастёт, а чьей грозит излом.
Грусть или радость их покроет лица,
добром гордиться будут или злом. 

Предвидя преткновения и ропот,
как неосуществлённые мечты.
Возможно, что мой опыт горьких хлопот,
поможет оградить от суеты.

О юность - полнота цветущих красок,
в начало всех начал - в начале лет.
Где лики без притворствующих масок,
затем теряют искренности след.
 
Пусть лица чаще трогают улыбки 
и речь о тени берегущей цвет.
Признав чужие, как свои ошибки,
прими их за практический совет:

Рассвет не тронет век, не будит рано,
какой десяток лет я выбрал "тень" .
Так чтобы солнце не палило раны,
к зрачкам не подносило яркий день.

Предвидя наперёд, как по афише,
да так что ни лазеек, ни прорех.
Всё точно, как обещанное свыше,
приходит наказание за грех.

Тела людей, что вещи из проката,
их старит некий временной эффект.
А солнца свет, пусть даже в час заката -
добавит разрушительный аспект.

Всех кто ушёл от жизненных резервов,
страх ловит в суетнУю круговерть.
А все болезни от грехов и нервов,
в конечном счёте от чего и смерть.

Всем по счетам: в ком мягче, где построже,
счёт СВОДится невидимой рукой.
Но праведники выглядят моложе,
так как их вера дарит им покой.

Но Жизнь - не коридоры семинарий,
так быстро старит кожу тел и лиц.
Как на душе царапанный сценарий,
повыцвел на открытой из "страниц".

Не открываюсь боле безрассудно,
все взрывы гнева, с жалостью терплю.
Все из земных событий, как подспудно,
уже не ненавижу, не люблю.

И стало очень жалко всех кто злится,
так тех кто это знает, больше злит.
Но сколько гнев подобный не продлится,
все стихнут в унисон могильных плит.

До зрелых лет был чувственно-изменчив,
как помню от детсадовской скамьи.
Среди людей был скромен и застенчив,
но только не внутри своей семьи.

До сей поры без ссор и посягательств,
храню от внешних, как закрытый бурс,
Совсем уйдя от ветхих обязательств
я исчерпал весь чувственный ресурс.

Тогда казалось умной - та идея...
казался "нЕчет", оказался чёт.
Так как душа была в руках злодея,
теперь хочу списать мой длинный счёт.

Был грамм рассудка с центнером азарта,
не верно цвет и цифры выбирал.
А финиш очень часто скрыт со старта,
сперва везло, а позже проиграл.

Судьба, то как стервозная злодейка,
то словно очень любящая мать.
Играла мной как будто чародейка,
не дав волну везения поймать.

Сейчас не рву расшатанные нервы,
минуя вспышки гневных перемен.
Чтобы не впасть в силки коварной стервы,
уступчиво схожу с конфликтных сцен.

Всё берегу, что не уйдёт от тлений,
как выцветшие с гОдами тонА.
Не допускаю ярких впечатлений,
"тень" памяти укрыла как стена...

Где чудный парадокс возникновений,
как плод никем не видимых трудов:
дал искру лёгких соприкосновений
от двух разнополярных проводов.

И всё как будто с шумом завертелось,
сердца так быстро застучали в такт.
И ничего другого не хотелось,
как снова тот же повторить контакт.

Как после вспышки ничего не видел,
померк закат и потускнел рассвет.
Когда в одной из встреч её обидел,
ту, что дала мне этот яркий свет,..


Всё как в кино - взгляд сникнет, дрогнут руки,
в последней сцене заключая роль.
Придёт конец, потухнут свет и звуки,
тогда и передастся эта боль.

Так всё с того момента и осталось,
как будто остановлен под упор.
Затем и ты совсем с другим шепталась
и я где только не был с этих пор.

Но то лицо без радостной улыбки
и голос не естественно грудной.
Так холил и оправдывал ошибки,
восставшие в черёд одна к одной.

Во взгляде резком, ледяном и колком,
дублировались острые слова.
Засевшие трёх-угловым осколком,
что колет сердце, и душа, и голова.

Воткнулась больно с юности далёкой,
щемящей раной, томною тоской.
Припомнившись от слова с подоплёкой,
встряхнётся и нарушит мой покой.

Тогда как в драке без усилий воли,
спонтанно, всё как будто впопыхах.
А нынче вспомнив все оттенки боли,
от горечи последствий во грехах.

Где шрамы предвещавшие погоды,
за боли дар - пророчество кляня,
как я тоскливо жил все эти годы,
ты шёпотом  спросила-б у меня!?

Зачем их, как граничащие страны,
врагами злыми делая, роднить?
Всех чувств болячки, старых мыслей раны,
то заживлять, то заставлять загнить?

С тех пор боль эту некому похитить,
то ум в разнос, то во хмельнОй угар.
В попытке плоть животную насытить,
так, что чуть в вечный не попал пожар...

Не к гибели, но для своей угоды,
я всё решил спустить на тормозах,
а то бы все оставшиеся годы
сгорели бы как свечка на глазах.

В отчаяньи кричал тебе молитвы:
черкни письмо, на почту отнеси,
Печали ранят сердце глубже бритвы
и как нибудь найди, спроси, спаси.

Узнай!? Мол чьими резами садните,
чья боль счернила не один блокнот.
Кто тот, что до сих пор, для ТОЙ все дни те,
слагал сонет совсем не зная нот.

Так грубо узловатыми руками,
пытал и мучил старое фоно.
Чтобы послать обрывисто, кусками,
в открывшееся старое окно.

Как трогал душу стиснувшихся клавиш,
на ощупь подгадав секрет желёз?
Пел из ночи: что сУдьбы - не исправишь,
двум спутницам щеке и капле слёз?

Одна из них как чувственный свидетель,
лишь чувствует как жизнь другой течёт.
Другая ждёт что властный благодетель
её врагов к ответу привлечёт.

Как Свыше-приходящий ординарий,
к фортуньему прикрутит колесу.
И в Град Небес мой кесарев динарий,
я тихо и безропотно снесу.

Чьим пожеланьям трепетным в угоду,
я откуплюсь и дело не в цене.
Кто не смотря на время и погоду,
направил их свидетелями мне?

Слезливый дождь не в такт и тихо цокал,
так вяло смыть пытаясь тьму ночи.
Свозь жидкий слой вулнующихся стёкол,
сплавляя вкривь фонарные лучи.

О чём всплакнув расстроганные струны
сказали: кто же был излишне горд.
Что быть могло, когда мы были юны,
мазком в дожде писал простой аккорд.

Вскрыв раны остриём пера фортуны,
царапины под сгустками чернот.
Срывали жилы, как живые струны,
так что из ран стекали струи нот.

Как тяжело изранившись однажды,
хранить от всех в чувствительных местах.
А ныне нацарапанное дважды,
уже и на душе и на листах.

Простой мотив раскладывал на вехи,
гармонию и чувства на слова.
Всё прояснял, Кто в помощь, кто в помехи.
так явно, что кружилась голова.

Скажи не всё, не раздирай мне душу,
я не хотел ни на кого пенять.
Да, отстрадал, но клятвы не нарушу,
тем более, что поздно всё менять.

Слова, как тот давно утихший ропот,
тоской першили, будто в горле ком.
Не стало силы петь, сошёл на шёпот,
на мысли не о чём то, а о ком...

В односторонней, длительной беседе,
слезами лились горестно в стихах.
Что слышали смиренные соседи
и несколько прохожих впопыхах.

В сердца как письма шли куски сонета,
то струны, я уже не говорил.
И ничего, что были без ответа,
я и за это жизнь благодарил.

Как непокорно жил все эти годы,
сонет расскажет струнами звеня,
про все дары: про счастье и невзгоды,
хотя никто не спрашивал меня..!
--------------------------------------





--------------------------
Про всё что свыше, то что от природы,
за доброе и злое не виня,
я должен помнить те былые годы,
пока всё это есть внутри меня!?

Рассвет не тронет век, не будит рано,
какой десяток лет я выбрал тень.
Так чтобы солнце не палило раны,
к зрачкам не подносило яркий день.

Душа - не коридоры семинарий,
как грех не рушит кожи тел и лиц.
Чтобы в груди царапанный сценарий,
не "выцвел" на открытой из "страниц".

Не открываюсь боле безрассудно,
все взрывы гнева, с жалостью терплю.
Любое из событий, как подспудно,
уже не ненавижу, не люблю.

До сей поры без ссор и посягательств,
хранил от внешних, как закрытый бурс,
зря отступил от ветхих обязательств
и исчерпал весь чувственный ресурс.

Тогда казалось умной - та идея...
казался "нЕчет", оказался чёт.
Тогда судьба была в руках злодея,
теперь иду списать мой длинный счёт.

Сейчас не рву расшатанные нервы,
минуя вспышки явных перемен.
Чтобы не впасть в силки коварной стервы,
уступчиво схожу с конфликтных сцен.

Всё берегу, что не уйдёт от тлений,
как выцветшие с гОдами тонА.
Не допускаю ярких впечатлений,
так память "тень" укроет как стена...

Всё как в кино - взгляд сникнет, дрогнут руки,
в последней сцене заключая роль.
Придёт конец, потухнут свет и звуки,
тогда и передастся эта боль.

Так всё с того момента и осталось,
как будто остановлен под упор.
Затем и ты совсем с другим шепталась
и я где только не был с этих пор.

Но то лицо без радостной улыбки
и голос не естественно грудной?
Так холил и оправдывал ошибки,
восставшие в черёд одна к одной?

Во взгляде резком, ледяном и колком,
дублировались острые слова.
Засевшие трёх-угловым осколком,
что колет сердце, и душа, и голова.

Воткнулась больно с юности далёкой,
щемящей раной, томною тоской.
Напоминая словом с подоплёкой,
встряхнётся и нарушит мой покой.

Про шрамы предвещавшие погоды,
за боли дар - пророчество кляня,
как я тоскливо жил все эти годы,
ты шёпотом  спросила-б у меня!?

Зачем их, как граничащие страны,
врагами злыми делая, роднить?
Всех чувств болячки, старых мыслей раны,
то заживлять, то заставлять загнить?

С тех пор боль эту некому похитить,
то ум в разнос, то во хмельнОй угар.
Пытаясь плоть животную насытить,
так, что чуть было не разжёг пожар...

Не к гибели, но для своей угоды,
я всё решил спустить на тормозах,
а то бы все оставшиеся годы
сгорели бы как свечка на глазах.

Узнай!? Мол чьими резами садните,
чья боль счернила не один блокнот.
Кто тот, что до сих пор, для ТОЙ все дни те,
слагал сонет совсем не зная нот.

Так грубо узловатыми руками,
пытал и мучил старое фоно.
Чтобы послать обрывисто, кусками,
в открывшееся старое окно.

Как трогал душу стиснувшихся клавиш,
на ощупь подгадав секрет желёз?
Пел из ночи: что сУдьбы - не исправишь,
двум спутницам щеке и капле слёз?

Всё Свыше-приносящий ординарий,
к фортуньему прикрутит колесу.
И в Град Небес мой кесарев динарий,
я тихо и безропотно снесу.

Чьим пожеланьям трепетным в угоду,
я откуплюсь и дело не в цене.
Кто не смотря на время и погоду,
направил их попутчицами мне?

Слезливый дождь не в такт и тихо цокал,
так вяло смыть пытаясь тьму ночи.
Свозь жидкий слой вулнующихся стёкол,
сплавляя вкривь фонарные лучи.

О чём всплакнув расстроганные струны,
сказали, кто же был излишне горд.
Что быть могло, когда мы были юны,
мазком в дожде писал простой аккорд...

Вскрыв раны остриём пера фортуны,
царапины под сгустками чернот.
Срывали жилы, как живые струны,
так что из ран стекали струи нот.

Как тяжело изранившись однажды,
хранить от всех в чувствительных местах.
А ныне нацарапанное дважды,
уже и на душе и на листах.

Простой мотив раскладывал на вехи,
гармонию и чувства на слова.
Всё прояснял, Кто в помощь, кто в помехи.
так явно, что кружилась голова.

Скажи не всё, не раздирай мне душу,
я не хотел ни на кого пенять.
Да, отстрадал, но клятвы не нарушу,
тем более, что поздно всё менять.

Слова, как тот давно утихший ропот,
тоской першили, будто в горле ком.
Не стало силы петь, сошёл на шёпот,
на мысли не о чём то, а о ком...

В односторонней, длительной беседе,
слёзами лились горестно в стихах.
Что слышали смиренные соседи
и несколько прохожих впопыхах.

В сердца как письма шли куски сонета,
то струны, я уже не говорил.
И ничего, что были без ответа,
я и за это жизнь благодарил.

Как непокорно жил все эти годы,
сонет расскажет струнами звеня,
про все дары: про счастье и невзгоды,
хотя никто не спрашивал меня..!

Поникшие, потухшие зрачки,
Возможно световые электроны
разрушив кровеносные пучки.
троны уроны
Без праведной духовной обороны,
слабеют
Ослабят нейроны
толчки новички светлячки