Случайные узоры

Время — это субстанция, из которой я сделан. Время — река, которая уносит меня, но я и есть эта река.
— Хорхе Луис Борхес


Я нашел сегодня утром старый калейдоскоп деда. Потертый картонный цилиндр, сквозь который мир дробился на сапфировые и изумрудные осколки. Стоило чуть повернуть его, и узор рассыпался, чтобы сложиться в новый, столь же безупречный и столь же недолговечный. Вселенная, рожденная и умершая одним движением кисти.
 
И я подумал о памяти. Не о той, что хранится в фотоальбомах или дневниках — организованной, причесанной, уложенной в хронологические рамки. А о той другой, что живет в нас, как стихийное бедствие. О памяти как о калейдоскопе.
 
Нам кажется, что мы обладатели цельного, последовательного прошлого. Что наша жизнь — это фильм, который можно отмотать назад и просмотреть, пусть и с некоторыми потертыми кадрами. Какое заблуждение. Наше «я» — это не фильм, это горстка цветных стекляшек, запертая в темной трубе. И каждое новое событие, каждая случайная мысль, каждый звук или запах — это поворот калейдоскопа.
 
Вчера, проезжая мимо пекарни, я вдохнул запах горячего хлеба, и внезапно, без всякой логической связи, перед глазами встала не бабушкина кухня, а залитый солнцем пирс в городе, где я был однажды, десять лет назад. Я ощутил соленые брызги на лице и услышал крик чаек. Этот момент длился не дольше удара сердца, но он был реальнее самого хлеба. Где была эта картинка секунду назад? В каком архиве она покоилась, чтобы так внезапно вырваться на волю, оттеснив все остальные воспоминания?
 
Мы не управляем этим процессом. Память — это не библиотека, где мы являемся хозяевами. Мы — ее пленники. Мы живем внутри хаоса, который лишь притворяется порядком. Узоры в калейдоскопе всегда симметричны и прекрасны, но создаются они случайным падением осколков. Так и наше сознание каждый день собирает из случайных стекляшек прошлого некую версию себя — логичную, последовательную, но абсолютно иллюзорную.
 
Есть страшная легенда о художнике, который мог рисовать невидимыми красками. Его картины выглядели как пустые холсты, но стоило определенному свету упасть на них под нужным углом, как проступали изображения невероятной красоты. Наша память — это такой холст. А свет — это сегодняшний день, его случайные триггеры: песня по радио, вкус забытого блюда, интонация в голосе прохожего. Они выхватывают из небытия случайные фрагменты, сплетая их в узор смысла, который существует лишь в это мгновение. Завтра тот же запах хлеба может вызвать совсем иное видение. Или не вызвать ничего.
 
Мы боимся забвения. Боимся, что стеклышки поблекнут, сотрутся, превратятся в пыль. Но есть страх более глубокий: не потерять память, а осознать, что ее никогда и не было как чего-то цельного. Что «ты» — это не сумма воспоминаний, а лишь узор, который виден в глазок прямо сейчас. Поверни калейдоскоп на долю миллиметра — и тебя больше нет. Есть другой, с другим прошлым, сотканным из тех же осколков, но в иной, немыслимой комбинации.
 
Мы отчаянно цепляемся за «ключевые моменты»: первая любовь, окончание школы, рождение ребенка. Нам кажется, что это несущие опоры нашей личности. Но это всего лишь самые крупные, самые яркие стеклышки в нашей трубке. А личность определяется не ими, а бесконечным танцем всех осколков, их ежесекундным, непредсказуемым сцеплением.
 
Сегодня я долго смотрел в окуляр дедовского калейдоскопа. Там не было двух одинаковых узоров. Каждый был по-своему совершенен и каждый был обречен на исчезновение. Я осторожно положил его на стол, боясь лишний раз встряхнуть.
 
Я боюсь не того, что однажды забуду свое прошлое. Я боюсь однажды понять, что все, кем я себя считаю, — это лишь случайный узор, вспыхнувший на одно мгновение, прежде чем невидимая рука повернет трубку и мир внутри снова рассыплется в цветной хаос. И настоящий ужас в том, что руки нет.
 
Мы сами — и стекляшки, и труба, и тот трепет, что заставляет их вечно двигаться. Мы — калейдоскопы, грезящие о том, чтобы стать витражами.