Мефистофель в ониксе -16. 12. 24-
Подлинный рукав в многозначии граблей,
Горбато-обвисший геральдимовый дундук,
Снегрязший в липовой яме, своей малышизе
Виртуознатно глазатакую блудоумы,
Безумудряясь копытно инфекцарствовать.
Я — люминесцентный истукан нового вымени,
Имаджинирую пятилистный клевер мгновечности,
В пространстве безмерных календарований,
Где снизу вверх уползала книгадюка,
Креветками по сторонам шиповных стен;
Значит, она вымирает, в этом и весь наш танец
Танец выживания, попробуй увертеться в самый рай!
В сотнях манускриптов фольклорного хрючева,
Когда в зимовное слонолуние снится отчий дом,
В палатке прячется фантом-доппельгенгер,
Кататонически наблюдая цвет из иных миров.
А я сакраментально блесну жгучим зловом,
И с утреца назову себя Гантенбайн;
Не выберусь из пограничного дебилитаризма
Под новоиспечённые деяния беспоряженных, —
От самой хлебописанной прозорливости,
До крамольной мозгазеты безрыбья костей.
Такое дело, у меня всегда была красна мечта
Научиться выдыхать преддекабрьский туман,
Становиться прозрачным в полуночной сове,
Как серебряное дерево в млечном мареве,
Дерево в ветоши, вывернутое наизнанку гамады,
Седого пространства, направленного внутрь...
Направленного внутрь делённого покроя;
И езмь в этих равных долях средоточий —
Моя рассечённая напополам личина,
Будто половина червя, ставшая его отражением,
Выросшая из части самостоятельно больно
Одна вторая, новорождённая подобием
Одного поля ягода, вот так-то вот точно
Удивительный у нас питомник
В свежевыжатом горе — и точка!
Свидетельство о публикации №125082404760