Ужин в Челси

 (перевод с английского)

Меня зовут Блэйк. Я женат, живу в Челси, в просторном старинном доме с камином в моей комнате, большим столом в гостиной и обширным подвалом, где дух, - времён постройки здания, - ощущается особенно отчетлив.
В один из длинных зимних вечеров я был занят в своей комнате чем-то, не особенно важным. От камина, освещавшего предметы, разливалось тепло, неслось весёлое потрескивание, сладкий запах древесины. В трубе выл ветер, зашторенные окна скрывали мутное мелькание вьюги.
В этот час, по обыкновению, привычно собрались приятели. Гостей пока развлекала жена; в гостиной слышались голоса, прерываемые взрывами смеха. В компании обменивались анекдотами.
Я уже переоделся к столу и вскоре, пожалуй, собирался присоединиться к собравгимся. Судя по аромату, доносившимся из кухни, нам в следующие минуты предстояло насладиться лучшим украшением зимнего вечера – добром ужином за оживленной беседой.
Внезапно дверь открылась. На пороге стоял заснеженный пришелец, закутанный от непогоды в длинную, неприметного цвета, накидку с капюшоном, похожую на старинный дорожный плащ.
Вошедший молчал. Видимо, он продрог и зашел согреться.
Жестом он дал понять, что просит огня. Ответным вежливым движением я показал, что, мол, хозяин с радостью предоставляет камин в распоряжении гостя.
Пришелец приблизился к очагу. Наклонившись, он протянул то, что мы бы назвали рукой, хотя оно не было похоже на руку, и взял огонь. Затем он аккуратно, как мы, когда спешим не расплескать зачерпнутую воду, умылся из пригоршни. Пламя слегка полыхнуло, растекшись по плоскостям и изгибам того, что мы бы назвали лицом, если бы имелось сходство.
Похоже, омовение пришлось кстати. Довольный пришелец обтряс с плаща снег, выпрямился. Кожа его засветилась.
От неё во все сторону стремительно протянулись прямые яркие лучи, пронзив пространство комнаты, вместе со всем, что в ней находилось, и протянулись дальше, за пределы комнаты, вплоть до клумбы перед фасадом, флюгера на крыше и нижнего погреба.
Необычное свечение длилось пару секунд, в его лучах я отметил многое, чего доселе не замечал. 
В пару мгновений весь дом, будто просвеченный особым рентгеном, открыл передо мной свои сокровенные тайны. Можно сказать, что для меня мир перевернулся, когда привычные вещи предстали, в совершенно ином, неожиданном свете.
Среди остального явственно высветилось неприглядное качество развешанных по комнатам, картин, расставленных женой повсюду ваз и безделушек. В тоже время особо воссиял пред моим внутренним взором старинный, кисти неизвестного художника, портрет прадеда по материнской линии, задвинутый в дальний коридор.
Поразительнее всего было явственно увиденный мной, местоположение древнего подвала в глубине подвала, а также неверность жены, встречающая в приятельском кругу понимание и поддержку. Да и каждым из друзей, пребывающих сейчас в стенах моего дома, я увидел достаточно тайных грешков, о которых не мог бы раньше даже подумать. При этом передо мной высветилась перспектива приобрести, благодаря кладу неизмеримой ценности, известность в английском обществе, изменить свою карьеру наилучшим образом и начать новую жизнь.
Ошеломившие меня, знания давали мне теперь определенные преимущества и полномочия.
Но пора было выйти к гостям.
Я жестом предложил пришельцу присоединиться к нам и разделить трапезу.
Но он, не нарушая молчания, дал понять, что в этом не нуждается.
Он, всё так же  молча, подошел к окну, отодвинул штору и, видимо,  устремил взор куда-то ввысь.

Оставив гостя проводить время по своему усмотрению, я пошел направился в гостиную, и, приветствуя гостей,  сразу пригласил их к столу.
Меня переполняло сознания героя, отлично знающего, что почем, где тут замурован бесценный клад и в чем, хоть сейчас, можно прилюдно обличить жену, а если понадобиться, кое-кого из друзей. Тому, чья слава владельца старинных сокровищ, давала новый статус знаменитости, с новой жизненной перспективой, можно было не бояться потерять расположение привычных к теплу его дома, жалких лицемеров…
Но как только я вошел, воцарилось недолгое молчание, в котором прозвучал мой приветственный голос, приглашающий к столу. Потом все заговорили разом.
Оказывается, эти же лучи пронзили каждого, из находившихся в доме.
Теперь каждый знал все то же, что и я, при этом они видели не только мои недавние мысли, но и собственные, доселе тщательно скрываемые, некоторые, сугубо личные, тайны, которые я по своей воле не раскрыл бы, даже под угрозой пожизненного заключения в Тауэре.
Но, зная всё обо всех, мы простили друг друга – я их, они меня. Особенно затягивать церемонию не хотелось – уже был сервирован ростбиф. Мы искренне обнялись, сперва с друзьями, потом с женой. При этом у неё на глаза накатились слезы, а под ними сверкнули давно забытые мною, жгучие искорки, поэтому наши с ней объятия продлилось немного дольше, хотя угнетала реальная угроза. что йоркширский пудинг совсем остынет.
Нас извиняла только глубина переживаемых чувств. Всплакнула не только супруга: некоторые друзья так растрогались, что отложили приборы и достали носовые платки. Я сам был близок к тому же, но, сдержав слезы, взял себя в руки и наконец приступил к трапезе, чувствуя, что и я, и друзья счастливы и растроганы до глубины души общим великодушием. и сознанием нашего нерушимого дружеского единства, прошедшего такие испытания.
Оставался нерешенным томивший всех, вопрос добычи спрятанного в подвале, клада. Теперь каждый знал, где тот находится и как именно я собирался с ним поступить. Бесценные сокровища, место которым только в казне Английской короны, лежали у нас буквально под ногами и будто жгли нам ступни.
Общее нетерпение давило столь нестерпимо, что мы дружно оставили лимонный каскард на потом и, не дожидаясь отменного десерта, галдящей ватагой понеслись в старинный подвал, в два счета нашли заветное место, расковыряли древнюю кладку и достали на свет погребённое веками, сокровище.
Притащив увесистый клад наверх, мы раздвинули посуду на столе и, высыпав ценности на самое большое, из имевшихся в доме, блюд, разделили содержимое по-братски. Клад оказался достаточно большим, чтобы наделить всех богатством, что нам никогда раньше даже не снилось.
Однако, ощутив в руках настоящее, чистое золото, которого мы и в мыслях не посмели бы коснуться, мы почувствовали, как восторги наши остывают. Дружеский успех рождал в сердцах зависть, каждому казалось, что у другого ценности лучше, что их у него больше. Пробудилась личная ревность, во взорах вспыхнуло новое выражения, в них уже сквозило не дружеское взаимопонимание, а нечто, совершенно противоположное.
Мы принялись за лимонный каскард в недобром молчании.
Но вскоре, слово за слово, наружу стали прорываться обуявшие нас, страсти. Особо не стесняясь, мы припомнили друг другу нелицеприятные тайны, которые узнали перед ужином. Мы с трудом сдерживались, чтобы не разругаться, следом неминуемо случилась бы жестокая драка… В страстях мы, что называется, «распалились в дым», уже привставая
 из-за, сжимая кулаки, в которых кое-у-кого поблескивали узкие десертные ножи…

Вдруг… клад наш вмиг исчез…
В один неуловимый момент мы остались ним с чем.
Разгоряченные голоса прервались на полуслове.
С минуту мы с открытыми ртами, холодея, уставились на пустое блюдо. Потом, опрокидывая стулья, испуская крики ужаса, друзья помчались прочь, в числе их моя жена.
Впоследствии я не досчитался 2-х десертных ножей из фамильного столового серебра.
Но недостачу я заметил позже. В тот момент я испытывал только леденящий душу, страх, и не покинул со всеми вместе, вопя от ужаса, дом - только потому, что внезапно вспомнил: в комнате я оставил пришельца. А уходить хозяину, пока у него гость, по меньшей мере невежливо.
 
Подходя к комнате, где ждал умелец творить подобные «чудеса», я испытывал справедливую досаду. Я, Блэйк, законный хозяин этого дома, принял незнакомца по всем законам английского гостеприимства, оказав полное доверие. Я не приставал к нему с расспросами, дал ему огня из камина, который был ему нужен, пригласил разделить трапезу, даже не зная, кто он родом, что от него ждать и вообще, откуда и с какой целью, да и по какому праву он вошел в мой дом - без договорённости, приглашения, не будучи ни с кем знаком и миновав запоры на входной двери.
…Он ждал. Кивнул мне – тем, что было у него головой.
- Зачем? – промолвил я. Я не ждал ответа, вопрос был риторический, выражал бурю моих эмоций, хотя внешне я оставался по-прежнему спокоен и обходителен.
- Затем, - сказал Пришелец.
Он, оказывается знал людской язык,
Несмотря на это, он был мне теперь совершенно чужим, бесповоротно и окончательно.

Я не стал ломать голову над происшествием. Тем вечером пришелец ушел, не попрощавшись. Впрочем, он и вошел, не здороваясь.
С друзьями и женой мы никогда не вспоминали этот вечер. Есть вещи и события, где любые комментарии излишни.
Может быть, работай я журналистом, автором статеек в дешевых журналах, я бы попытался протолкнуть эту историю в печать, чтобы заработать пару фунтов, хотя и понимал, что о подобном случае не стал бы писать не один, уважающих себя, английский писатель. Нежизненный сюжет.
Расклад событий - вне всякой логики.
Да и к какому жанру отнес  отнести этот рассказ? К фантастике нельзя, всё произошло в Челси на самом деле.
А для реального повествования не хватает жизненной правды… Даже сценарий, фильма или пьесы, казался б бессмысленным.

Я сделал для себя вывод: чужим – ни шагу в мой дом. Как бы не озябли они в пути. Хотя в Челси и бывает чертовски промозгло.

И еще… личный Вам совет: не делите клад.
Ни с кем и никогда.
Видите – даже после всего, что произошло, я даю дельные советы. Значит, я в полной мере сохранил присутствие духа и здравомыслие, присущие лишь истинным англичанам, проживающим в округе Кенсингтон.

Послесловие.
Однако мне всё же хотелось осмыслить происшествие, изложив его в деталях словесно.  Я применил единственный жанре, терпящий любую нелепицу – поэзию.
Получилось следующее.
         В один прекрасный день, среди других безделиц,
Что заполняют срок земного бытия,
Зашёл ко мне домой заснеженный пришелец,
И жестом попросил каминного огня.
        Он взял огонь рукой, на руку не похожей,
Умыл поспешно то, что назовём лицом,
Затем, обтрясши снег, он засветился кожей,
И тонкие лучи насквозь пронзили дом.
        В сиянии таком я многое отметил,
Что никогда ещё не замечал досель:
Картины, вазы – дрянь, портрет, прадедов – светел,
В подвале древний клад, и знает грех - постель.
        Я жестом пригласил Пришельца к нам на ужин,
Куда, в привычный час, уж гости собрались,
Но он мне дал понять, что стол ему не нужен,
Встал молча у окна, взор устремивши ввысь.
        А я пошел к столу, в сознании героя,
Что знает, что - почём, и - где тут клад зарыт,
Что обличит жену, друзей, и всё такое,
Кто снова жизнь начнёт, кто станет знаменит…
        Но, только я вошел, как все заговорили –
Ведь эти же лучи сердца пронзили всем,
Знал каждый всё, что я… Друзья меня простили –
Мы, плача, обнялись, счастливые совсем.
        Потом пошли в подвал, клад - взяли, разделили,
Он вправду был большой, хватило нам на всех!
Но, с золотом в руках, восторги в нас остыли,
Вновь ревность оживил в нас дружеский успех.
        За ужином уже мы чуть не разругались,
И чуть не подрались, вдым распалясь в страстях,
Вдруг… клад наш вмиг исчез… Мы враз ни с чем остались…
Друзья помчались прочь! Меня окутал страх.
        Вот тут-то вспомнил я, что ждёт «чудес умелец»…
…Он ждал. Кивнул мне – тем, что было головой.
- Зачем? – промолвил я.
- Затем, - сказал Пришелец.
Он знал людской язык. Хоть был совсем чужой.
         Мораль? Ясна и так. Здесь лишний - комментарий.
Нежизненный сюжет. Вне логики расклад.
Нет жанра. Правды нет. Бессмысленный сценарий…
…Чужим – ни шагу в дом, и… не делите клад.

Даже столь искусно воплощённый стихами, сюжет я так и не решился представить к публикации.

2020 -2025